Шрифт:
Закладка:
В этом рассказе прослеживается характерный сценарий бондажа/доминирования: жестокость, смешанная с жалостью, насилие вместе с любовью. «Мама могла наказывать нас ремнем, гоняться по дому. Это было больно, и мне не нравилось, когда меня лупят, но, как я писал в своей истории, меня возбуждала погоня. Мне казалось, что это игра. Одновременно и боль, и возбуждение. Поэтому в истории, которую я написал, секс и побои идут вместе.
У нее были белые трусики, которые она прятала от всех, но однажды я их нашел. Они пробудили у меня интерес к сексу. Мне всегда нравился шелк. Я все время трогал свои детские шелковые одеяльца. Когда я нашел трусики, у меня возникло сильное желание мастурбировать на них. Но если бы мама узнала, это стало бы для меня настоящим самоубийством. Я спрятал их на место, не тронув, и взял другие, старые. Я использовал их и выкинул. Возможно, тот случай стал причиной, по которой я начал похищать женские вещи. Мне нравилось смотреть, ощупывать и забирать вещи из чужих шкафов. Я фантазировал о темноволосых женщинах, как мама, в белых трусиках, связанных. На одном из фото Глатмена была связанная женщина в белых трусиках. Поэтому, в каком-то смысле, мама стала сексуальным объектом моих фантазий, но ни в коем случае не жертвой. Иногда мы с ней ссорились, но я искренне ее любил.
Ее слабостью были коммивояжеры, которые приходили в дом, предлагая свой товар. Она приглашала их войти, поддаваясь на их уловки (я позаимствовал у них этот прием, потому что видел, как они уговаривают маму)».
Рейдеру запомнилось также, что он очень любил длинные волосы бабушки и ее ленты. «Насчет спальни бабушки Кук я больше всего помню ее щетки и расчески, длинные распущенные волосы и ленты, которыми она перевязывала косу. С распущенными волосами она появлялась очень редко, только по утрам либо после того, как вымоет голову и сядет сушиться. По какой-то странной причине мне запомнилось, как я лежал с ней в кровати ребенком и играл с ее волосами. Мне нравилось прикасаться к шелку одеяла и к ее лентам. Иногда бабушка завязывала волосы лентой. Мне нравилось брать конец ленты в рот.
Мама была очень добрая, держала меня на руках, когда болели уши, и прикладывала компрессы. Она жалела меня, когда я плакал из-за переезда моей первой подружки».
Ушные боли в детстве стали для Рейдера источником и утешения и гнева. «У меня ужасно болели уши, и несколько раз приходилось прокалывать барабанную перепонку, чтобы снизить давление. Я помню ту страшную боль. Женщина-доктор пришла к нам в дом и хотела помочь; мне запомнилась ее близость, ее забота, но больше всего – боль. Мне было пять или шесть, может быть, семь лет. Кажется, мама крепко держала меня, пока доктор лечила уши. Потом мне закапывали туда теплое масло. Наверное, это были мои первые опыты БДСМ: меня удерживали насильно и причиняли боль, а потом утешали. Возможно, с них все и началось. Мне захотелось продолжить». [Доктор позднее станет объектом его слежки под кодовым именем «проект «Док».]
Братья
«Братья все повторяли за мной. В детстве мы играли с ними в ковбоев и индейцев. Я был Роем Роджерсом, Пол – Джином Отри, а Билли какими-то другими ковбоями. Джефф [самый младший] тогда с нами еще не играл. У меня были пистолеты как у Роя Роджерса, а мою лошадь из палки звали Триггер. Я был Роем Роджерсом. Мы делали своим игрушечным коням хвосты и гривы, и у них была своя конюшня на ферме. Мы воспринимали их как настоящих лошадей. После школы мы смотрели вестерны и потом разыгрывали их.
Мы не дразнили друг друга. Временами могли подраться, но никогда до крови. Скорее это была дружеская возня, особенно если родителей не было рядом, и мы нападали на чужой форт или чужую территорию. Помню, однажды я разозлился и толкнул Пола. Он испугался, и я тут же отступил. Я тоже испугался. После того случая он никогда не доводил меня до такого. И ничего не рассказал родителям.
Думаю, мне было довольно трудно подавать братьям хороший пример. Возможно, именно поэтому я так погрузился в фантазии. Там я был настоящим предводителем. Возможно также, что по этой причине я фантазирую о слабых женщинах в мире сильных мужчин, в том числе уличных хулиганов.
У нас было соревнование по примеру «Самого большого в мире клубка». [Его начал в 1953 году Фрэнк Тобер. За четыре года он смотал клубок весом пять тысяч фунтов и высотой восемь футов. Он передал клубок в дар Коукер-Сити, штат Канзас, в 1961 году.] В 1950-х в Коламбусе, на Мейн-стрит хозяин заправки «Тексако» тоже стал сматывать клубок из шнурков и веревочек. Этот клубок стоял на всеобщем обозрении. Он был самым большим в мире. Это вдохновило меня и моих братьев начать наш собственный.
Мы собирали свои клубки все летние каникулы на ферме Куков. Отыскивали леску, веревочки, старые шнурки от ботинок, и день за днем, неделя за неделей, наши клубки росли. Шнурки можно было найти в старом амбаре, как и леску и проволоку. Мы привезли клубки домой в Уичито и вернулись с ними на следующее лето, продолжая наращивать. Для меня поиски превратились в настоящее наваждение. Я победил и хранил свой клубок много лет. То чувство, когда связываешь концы шнурков и веревок вместе, доставляло мне большое удовольствие.
Я рано научился лазить по деревьям. Подрастая и становясь крепче, я забирался выше и выше. Мое любимое дерево находилось к юго-западу от дома – это был китайский вяз. У меня была любимая ветка и несколько мест, с которых было видно соседские дома. Там я прятался от братьев. У самой верхушки,
