ковбоев и индейцев, то много пользовались веревками с нашими деревянными лошадьми, и «индейцев» тоже связывали. В шестом классе я часто фантазировал о связывании, а в восьмом рисовал картинки со связыванием и связывал сам себя».

В 1950-х в кино часто показывали черно-белые мелодрамы. Когда Рейдер учился в старших классах, по телевизору шел мультипликационный сериал «Дадли Справедливый» – пародия на эти мелодрамы. Его демонстрировали в рамках шоу «Рокки и Буллвинкль». Дадли Справедливый гонялся за своим соперником Снайдли, который часто связывал рыжеволосую героиню Нелл и бросал на железнодорожные пути. Обычно Дадли спасал ее прямо из-под колес поезда. Рейдеру нравился и образ спасителя, Белой Шляпы, и связанной девушки, которая вот-вот погибнет. Чересчур стеснительный, чтобы ухаживать за популярными и привлекательными девочками, он фантазировал о том, как похитит их и накажет. Он сам будет решать, кем станет – Снайдли или Дадли. Он может убить девушку, а может спасти. Так или иначе, он окажется победителем.

Рейдер рассматривает такие фантазии как расщепление (или «кьюбинг») на Белую Шляпу и Черную Шляпу. «В мои ковбойско-индейские годы я спасал девушку от плохого парня. Я смотрел на Дадли Справедливого – храбреца, который спасал девушек от злодеев. Связывание и контролирование человека на железнодорожных путях казалось мне сексуально возбуждающим, но спасать тоже было здорово».

Бондаж стал одним из первых его тайных увлечений и заложил основу для будущих фантазий. Рейдер старался уединиться где-нибудь – обычно в сарае, подвале или ванной – и связывал себя. Он затягивал петлю максимально туго, чтобы возбудиться от недостатка кислорода. Он считал, что это «неправильно», но не мог остановиться.

«Ребенком я связывал мою двоюродную сестру, когда мне удавалось ее поймать, и испытывал сексуальное возбуждение. Иногда во время игр, когда кого-то сажали в воображаемую тюрьму, заталкивали в ящик или заворачивали в одеяло, я тоже испытывал возбуждение. Это развивалось медленно, и летом или осенью, когда мне было десять или одиннадцать, может, двенадцать лет, я начал подглядывать в окна. Сначала я подглядывал за моей подружкой-пацанкой, которая жила через улицу. Потом за двоюродными сестрами, а потом за соседями.

Я начал чаще это делать в 11–12 лет. В конце 1950-х я купил подзорную трубу и начал рассматривать наш квартал с дерева или спрятавшись в траве. Чем храбрей я становился, тем больше подглядывал. Однажды ночью я выбрался из дома и уже собрался снять защитный экран с задней двери наших соседей. Я слышал, что они спят внутри; было лето, и окна стояли открытыми. Я становился охотником.

В четвертом классе у меня были проблемы в школе с учительницей из-за молока. Каждое утро или в обед нам давали по стакану молока и требовали, чтобы мы его пили. Обычно молоко было холодным, но я пил только ледяное либо с добавлением шоколада или ванили и сахара. Много дней я отказывался его пить, и меня наказывали, лишая других привилегий. Тогда я начал рисовать на доске «Комнаты страха» и ловушки для девочек. Пока другие играли на улице, я сидел в классе один или с моим другом Бобби.

Довольно рано я прочитал про Синюю Бороду [Г. Г. Холмс]. Помню, я рисовал Белый город в пятом классе, пока остальные играли во дворе школы. Мы с Бобби рисовали «храмы судьбы». Мы оба увлекались фильмами ужасов и всем таким. Наша фантазия не знала удержу, и мы могли разрисовать всю доску. У меня в секретном подвале была комната «СХД», Смерть Хорошеньким Девочкам. Подвал был похож на сарай с деревянными балками, цепями и прочими штуками. Думаю, тогда я начал фантазировать о доминировании над женщинами, и это подпитывалось нелюбовью ко мне со стороны учителей в четвертом и пятом классах, а также сексуальным влечением к учительнице в шестом.

Я плохо ладил с учительницей пятого класса, мисс С. Она была злая, очень строгая и, если кто-то не мог решить пример на доске, позорила его перед остальными. Я ее терпеть не мог и представлял себе, как связываю ее.

Перед началом шестого класса или в первые дни учебного года я шпионил за двором моей [бывшей] учительницы, в какие-то погожие выходные, и надеялся увидеть ее. Зачем-то я захватил с собой веревку. У меня разыгралась фантазия.

Я хотел ее связать. Но потом спрятался за деревьями и связал сам себя. Чем туже затягивалась веревка, тем сильней я возбуждался. Тут у меня случилось первое мужское удовлетворение. Я не ласкал себя, но это произошло. У меня осталось пятно на трусах, которое я не сумел очистить. Мама увидела его [позднее, при стирке] и сказала папе. Такие вещи были непозволительны для послушных мальчиков-христиан. Он сказал мне, что это недопустимо. Мне стало стыдно. С тех пор веревки и сексуальные действия в отношении самого себя стали моим секретным способом удовлетворения. У нас в подвале стояла старая кровать, и я потихоньку пробирался туда, связывал себя и кончал в старые тряпки или бумажные салфетки».

Позднее этот эпизод он будет использовать в своей выдуманной истории в ходе игры в кошки-мышки с полицией. Опять мать оказалась тем человеком, который глубоко его унизил.

«В седьмом классе у меня были фантазии о том, как я привязываю популярных девочек из школы к железнодорожным путям. Я воображал их связанными и в своем «Доме ужасов» для жертв.

Я работал в сварочной мастерской с 13 до 16 лет (важные годы с тройками). У меня были фантазии о дочках хозяина мастерской, или то, что я называю беспокойной щенячьей любовью. Старшая дочь, «Дж. Л.», училась в старшей школе Вэлли-Сентер. Она подвозила меня до дома. Я быстро перекусывал и ехал на велосипеде в мастерскую. «Дж. Л.» сводила меня с ума – она тоже была пацанкой, но потом преобразилась, стала носить узкие юбки, чулки и белые трусики. Я был подмастерьем, первогодком в старшей школе, и на уроках мы с ней не пересекались. Миссис Л. тоже сводила меня с ума. Летом она ходила в обтягивающей футболке. Она была загорелая и отлично выглядела. Наверное, мои мысли были как у всех нормальных парней. Опять эта коробка с печеньем – можно смотреть, но брать нельзя. Но ведь там еще горячее печенье с шоколадом!

Я нуждался в хорошей наставнице в сексе, в девушке. Я не ходил на свидания, потому что был слишком занят. Я начал работать в «Ликерс» мальчиком на побегушках, разбирал пустые бутылки в пункте приема стеклотары. Если туда заходила привлекательная женщина, мы все, мальчишки, выглядывали по очереди на нее посмотреть.

Я