— Каморы тоже чистить?

— При полной чистке — да.

— А этот сколько без чистки может стрелять? — указал Алексей на первый образец.

— До сотни. Но потом чистить сложно. Если по уму, надо ствол снимать, выворачивать казенный винт и прочищать. Иначе у винта всякая дрянь накапливается.

— Ясно. Подумаем. А что там по стволам? Удалось опробовать то, что я предлагал?..

Нарезное оружие — очень важный этап. И царевич вел работы для подготовки к переходу на него. Но пока было рано. Производить его также — десятками тысяч в год Россия еще не могла. А по чуть-чуть это было не выгодно. Сейчас в Европе к ним относились внимательно. Очень внимательно. Поэтому начав такое перевооружение, он мог поставить Россию в ситуацию, когда потенциальный противник совершит его быстрее.

Параллельно он вел работы по удешевлению и упрощению производства массовых стволов. К ним ведь не предъявлялись никаких особых требований, кроме дешевизны и надежности. Про снайперскую стрельбу и речи не шло. Не время еще для нее.

Вот он и искал варианты.

Стволы как делали?

Самые массовые по всей Европе изготавливали не хитро. Брали пруток железа, расковывали его в полосу. Потом полосу сворачивали вдоль оправки и проковывали. Получалась такая трубка с продольно идущим сварным швом. А дальше калибровали плоским сверлом. Хотя дешевые поделки и такой чести не удостаивали.

Это была самая дешевая и доступная технология. Ей пользовались до Наполеоновских войн включительно и даже позже.

Существовала и более продвинутая версия, при которой ленту навивали спиралькой на оправку. И также проковывали. В результате сварной шов спиралью. С последующей калибровкой. Ствол в той же массе получался намного прочнее и выносливее. И эта технология продержалась до начала XX века, долго сохраняясь в производстве охотничьего оружия.

Недостатком первой технологии была слабость ствола. Он был довольно дешев, но кузнечная сварка — не самая надежная вещь. Особенно если где-то оказался дефект. У второй технологии проблема дефекта не только сохранялась, но и увеличивалась из-за пропорционального роста длины шва. Хотя ствол получался существенно прочнее и его можно было использовать в штуцерах. Однако цена… Да и вообще — оба эти способа требовали много квалифицированной кузнечной работы. И действительно быстро производить такие стволы не получалось.

Алексей не был специалистом в этой отрасли знаний. Но по характеру работы бывал на заводах и краем глаза кое-что видел. Не обязательно в оружейных делах. Так. Просто. Из общего кругозора. Что и попытался проверить…

Пудлинговое железо сразу прокатывалось в пруток достаточно большого диаметра. Потом в разогретом виде его разрубали на куски. Подравнивали, формирую «таблетку». И на ручном прессе пробивали в ней по центре отверстие. На «горячую», разумеется.

Ну а дальше — рутина. Два чугунных валка с набором ручьев круглого сечения. На них эту таблетку и раскатывали, удлиняя. На горячую. Все на горячую. Так как качество металла было не очень высокое и холодный прокат вел к большому количеству брака.

Чтобы сохранялась центровка и равномерность стенок, ну хоть приблизительно, прокатывали с оправкой. Так что конструкция получилась достаточно громоздкой. И Демидов, наверное, год мучился, прежде чем у него все получилось.

На выходе одна связка из ручного пресса и прокатного стана позволяла за три суточные смены изготавливать около трехсот заготовок для ствола. Причем никакой квалифицированной кузнечной работы не требовалось при этом вовсе. Кузнец с подмастерьями за тоже самое время делал всего несколько заготовок. От пяти до десяти.

Так что перспективы выглядели очень радужными. Если, конечно, удастся решить вопрос с энерговооруженностью. Все-таки водяного колеса для прокатного стана совершенно не хватало. Приходилось применять понижающий редуктор, чтобы прокручивать валки. Да и последующая механическая обработка стволов требовала мощностей…

—… вот как-то так… — развел руками Демидов. — Так стволы делать славно. Но мне в Туле не хватает водяных колес уже. И так — город и вся округа выглядят жутко. Все крутится и шевелится. Иной раз самого страх берет.

— Прям так плохо все?

— Раз в седмицу ловлю какого злодея. То колесо кто хочет испортить, то склад с углем поджечь, то еще что. Люди ропщут.

— А кто гадит? Не выяснил?

— Так-то не секрет, — развел он руками. — Я же с раскольниками раньше знался. Но тут уже пару лет как разошлись наши пути-дорожки.

— Почему? Мне казалось, что ты им очень нужен.

— Отказался им помогать.

— И сильно помогал?

— Поначалу по несколько тысяч в год давал. Они с каждым разом хотели все больше. А мне в производство вкладывать надобно. Вот как десять тысяч запросили, так я и послал их по известной дорожке грибы собирать. Они ведь тебе с государем гадят. А я с вашей руки кормлюсь. Паскудство какое-то выходит.

— И с тех пор они стали дурить?

— Мыслю, что да. Людей баламутят в Туле. То один по пьяной лавочке что учинит, то другой. Недовольных то хватает. Мое ведь производство всех остальных подмяло.

Алексей грустно улыбнулся.

Демидов был уже почитай владелец города. В нем все так или иначе вокруг него и его производства крутилось. О том, что это вызывало недовольство он слышал. Но тут, видимо, этот гнойник вышел на новую стадию своего развития и стал прорываться.

В принципе, в России, кроме Демидова, уже одиннадцать мануфактур было создано, оружейных. Покамест маленьких или даже крошечных. Рабочих то не хватало, как и оборудования. Но совокупно они производили примерно две трети того, что делал Никита. Так что, даже если Тулу охватит восстание, и выделка оружия там встанет, беды великой не произойдет, наверное.

Нет, плохо, конечно. Но…

— Надо скорее колонию заводить и вывозить этих раскольников куда подальше, — буркнула Арина.

Герасим сделал несколько жестов, выражая свое мнение. Куда более радикальное.

— Нет, друг мой. Я пока тебя с лейб-кирасирами в Тулу отправлять не стану. Но ты, — повернулся он к Демидову, — передай эти ухарям — их проказы я вижу изменой. Ибо выделка оружия — государственное дело. И ежели не угомонятся, то я отправлю Герасима. Он умеет успокаивать.

Никита нервно хохотнул.

— Да-да. Приступ олигофрении поразит Тулу. Я не хочу проливать кровь наших людей. Но если они не прекратят, то выбора у меня не будет. В конце концов вся власть от Бога и ее священное право — защищать себя.

— Ты зря ратуешь за колонию, Алексей Петрович.

— Отчего же?

— Те раскольники, что туда поедут, и тут в общем-то жить добром могут. А тех, кого туда надобно спровадить, сего не желают. Враг ты им. Зачем им у тебя на поводу идти?

— И что, даже мое предложение канонизировать Аввакума их не смягчило?

— В их глазах канонизировать его церковь вероотступников будет. А потому радости сие не принесет.

— Ясно. Мда. Ты знаешь, что такое фанатизм?

— Особое рвение в вере?

— Нет. Это один из видов одержимости.

Никита нахмурился. И во всем его виде явно проступил скепсис.

— Последние испытание — искушение состраданием.

— Что? — не понял он.

— Искушение состраданием. Это подмена понятий. Софистическая игра словами. Самая что ни на есть обычная форма одержимости. Когда человек, вроде бы даже изначально ратуя за доброе, светлое и правое дело, впадает в грех гордыни. Чем бесы и пользуются. Отчего он отпадает от веры и впадает в сатанизм, лишь прикрытый покровом христианства.

Никита промолчал, напряженно глядя на Алексея.

— Убить их всех… — после паузы произнес царевич. — Это ведь не сложно. Нет человека — нет проблемы. Простой путь. Но он порочный. Это путь в ад. Прямой. Через широко открытые ворота. Впрочем, бесы знают, как, кого и когда искушать. Фанатики идут по пути величайшей гордыни. Считают себя избранными. И готовы убивать тех, кто их таковыми не почитает. Они готовы утопить в крови всю страну. Ввергнуть ее в Смуту. Допустить ее завоевание и разорение. Все что угодно на потеху бесов, которыми они одержимы…

— Тогда их надо убить, — твердо произнес Демидов.

— И чем мы тогда окажемся лучше? Именно по этой причине я готов выслать их подальше. Где корма для бесовских страстей уже не будет. И у них будет шанс спастись. Но если они не уймутся, мне придется проливать кровь. У любого сострадания есть пределы. Хотя, полагаю, бесы, которыми они одержимы, именно этого и добиваются…

Глава 7

1705 год, июль, 22.