— Ого! — присвистнул царь. — Эко ты замахнулся!

— Нам нужны настоящие, серьезные боевые корабли. С крепкой обшивкой, защищающей от всякой мелочи артиллерийский. С по настоящему мощной артиллерией. И хорошим парусным вооружением. Сила и мощь. Много их не потребуется. Даже одна эскадра из десятка таких мановаров[18] раскидает в несколько раз превосходящие силы «рабочих лошадок» любого флота.

— Ты уверен? — со явным скепсисом в голосе спросил Петр Алексеевич.

— Уверен отец. Это как раз тот случай, когда количество не может бить качество. При этом наши супостаты не смогут строить им конкурентов. Ведь без железного силового набора такой корабль будет откровенно хлипким.

— Ну… не знаю…

— А я знаю. Они пытались. Ничего хорошего не получилось. Железный набор — сила. Собственно, пока главной проблемой является для нас обшивка. Сколько проживет наша выдумка — не ясно. Эх… Заменить бы дуб на железо…

— Так утонет же. — удивился царь.

— Отчего же?

— Железо же. Сколько его надобно будет? Прорву! А оно тяжелое.

— А ты чугунок пустой в кадушку поставь. И посмотри.

— Хм…

— Я все уже посчитал и прикинул. Можно. И нужно. Только нам такую обшивку пока не потянуть. Там ведь не меньше дюйма толщина должна быть. И листы большие. И станки для изгибания таких махин. И приспособления, чтобы в них под заклепки дырки пробивать. И машинки для клепания. И… много чего. Мы пока просто не готовы к такому подвигу. Слишком много всего нужно сделать.

— А зачем их железом обшивать?

— Лет по тридцать-сорок, а то и полвека корабли станут жить. Без замены обшивки. А если своевременно делать ремонты и подкраску, то и того больше.

— Только они будут золотыми. Столько железа…

— Строительства каждого отдельного корабля — да, станет дороже. Но уйдет необходимость регулярно менять обшивку или строить новые, взамен слишком быстро сгнивших. В целом это окажется даже дешевле для казны, если смотреть в масштабе многих лет. Но чтобы такое сделать, нужно просто в десять-пятнадцать раз увеличить выпуск железа, по сравнению с нынешним. — пожал плечами Алексей. — Это решаемо, но нужно время.

— Решаемо… — покачал головой Петр Алексеевич.

— А представь, если мы поставим на такие корабли всего два пушечных дека. На нижнем расположим полноценные длинные пушки, допустим в восемь дюймов[19], а на верхнем — карронады того же калибра. Запас же водоизмещения пустим на укрепление бортов. Например, железными плитами хотя бы в три-четыре дюйма толщиной — чтобы пробить было очень сложно. И поставим паровую машину, дабы такой линейный корабль сохранял маневр даже потеряв все мачты… это же натуральный кракен выйдет, морское чудовище, способное крепко стоять под сосредоточенным огнем многих противников и громить врага… одного за другим. А эскадра таких? Эх… жаль, что до таких кораблей нам еще далеко.

Петр скосился на сына.

Молча.

И отчетливо заметив, что тот смотрит куда-то в никуда. Словно видит что-то только ему ведомое. Алексей же, выдержав паузу, добавил:

— Нам только нужно придумать зачем нам этот флот. Ты его жаждешь. Я тоже. А те, кто будут после нас? Все ведь похерят. Флоту цель нужна. Колонии.

— Мы же отправили уже экспедицию.

— Отправили. И затягивать не нужно. Колонии для флота нужны как воздух. Он без них зачахнет.

— А я-то грешным делом думал, что это у меня большие мечты, — задумчиво произнес царь. — А тут — вон оно как — большие железные корабли, колонии… Я о таком даже не мечтал.

— Отец, — повернулся к нему Алексей. — Россия при тебе шагнула в новый технологический уклад. А это принципиально новые возможности. Новый мир. Мы чудом обогнали Европу. Уже обогнали. Там только одна страна была на пороге этого перехода — Англия. Но у нее сейчас тяжелый кризис и есть все шансы из него не выбраться. Как там повернется — не важно, в любом случае она отброшена назад. Больше ни одна из держав Европа к этому переходу даже не приступила. Кое-кто может, но топчется на месте, живя другим. И сейчас нам нужно прикладывать все усилия, чтобы воспользоваться ситуацией… моментом. Сколько у нас лет — не знаю. Но мыслю — скоро они начнут шевелится…

— Но мы-то уже перешли, по твоим словам.

— Мы порог только переступили. Это первый шаг большого пути. Европейцы нас смогут легко обогнать. Оглянуться не успеем, как снова потребуются Великие посольства и учеба у европейцев. Во всем. А то и вообще — загонят нас под лавку, поставив в зависимость буквально от всего. Это, к сожалению, не так сложно.

— Я видел, чем живут в Европе. Ты нагнетаешь.

— Если они поймут, что теряют свое положение, то будут шевелиться. Обученных людей у них на порядки больше, как и ресурсов. Расстояния меньше, а значит лучше логистика. И… в общем — не нужно обманываться. Европа сейчас отстала. Но не сильно. И при желании быстро наверстает…

— Ты так в них веришь?

— Семь веков назад они представляли собой крайне убогое местечко. Бедный, грязный чулан Евразии. Сейчас — по сути своей центр мира.

— Семь веков, сынок. Это много.

— Ну так и мы не так далеко убежали. К тому же мир ускоряется. Сам видишь — нам потребовалось не так много времени для рывка.

— Но у нас есть ты и твое озарение.

— А если у них тоже такой же человек появится?

Петр задумался.

Чуть помедлив, царь возобновил беседу. Но уже детально. Ему стало интересно узнать о том, как его сын видит эти здоровенные железные корабли. Так что, сев в карету, они всю дорогу до патриаршего подворья увлеченно фантазировали. Пытаясь представить этот корабль будущего…

После 1698 года, когда высшее руководство церкви выступило достаточно неоднозначно, Петр хотел вообще упразднить патриаршество. Что он в оригинальной истории и сделал. Здесь же Алексей убедил отца поступить иначе.

Патриаршество сохранялось.

А вот хозяйственная часть церкви изрядно реформировалось. Она ведь являлась крупнейшим землевладельцем государства. Вторым после самого царя. С массой крепостных. А еще мастерские, солеварни и прочее. В комплексе это обеспечивало церкви экономическую независимость и делало важным актором внутренней политической борьбы. Из-за чего ее утягивало в банальный папизм, который проповедовал и продвигал Никон. Хотя началось все это намного раньше. Он ведь по сути только развивал идеи иосифлян, известных также как стяжатели, которые победили в конце XV — начале XVI веков в борьбе со своими оппонентами за счет союза с Софьей Палеолог и ее наследником.

Но вот грянул гром.

Петр поставил вопрос ребром. Или он вовсе упраздняет патриаршество, которое и в 1682, и в 1689, и в 1698 годах повело себя скверно. Или забирает большую часть жалованных земель, сохраняя в остальном церкви самостоятельность.

Выбор был хоть и неприятный, но несложный.

Так что, в 1700 году после почившего Адриана утвердили нового патриарха — Стефана Яворского. И, вместе с тем, забрали большую часть церковных земель и промыслов в казну. При монастырях же оставляли только то, что могли обрабатывать монахи и послушники своими силами. Из-за чего к 1705 году количество монастырей сократилось вдвое — с порядка 1200 до где-то 600. Через укрупнение за счет ресурсов закрываемых. И все шло к тому, что их количество уменьшится еще где-то вдвое.

Кроме того, была создана единая церковная казна, куда стекались все доходы церкви, включая пожертвования. С тем, чтобы их в дальнейшем распределять между приходами, дабы поддержать самые слабые, или еще как применить. Царь на эту казну не претендовал и не имел права брать из нее денег. Однако своего человека к ней приставил — для контроля. А то мало ли? Заодно он следил за церковным имуществом и за тем, как исполнялся запрет на принятие недвижимости через пожертвования или завещания.

Нехитрые меры.

Но они разом и весьма существенно увеличили прямые доходы казны. С одной стороны, а с другой поставили церковь в финансовую зависимость от царя. Ведь оставшихся у них ресурсов стало явно не хватать даже для «поддержания штанов». И они оказались вынуждены идти на поклон к царю. Что, в свою очередь, позволило получить достаточно надежный инструмент влияния. Чем царь и воспользовался, установив квалификационные и образовательные цензы