еще более торжественной, если бы кто-нибудь из ее участников знал, что она – последняя в своем роде. Священная Римская империя возникла в день Рождества 800 г., когда папа Лев III возложил императорскую корону на голову Карла Великого. С тех пор получение короны из рук папы римского стало неотъемлемой частью самой империи, и множество римских королей рисковали жизнью, чтобы получить это высшее подтверждение своего статуса. Для некоторых из них путешествие оказалось слишком рискованным в тогдашних политических обстоятельствах, и они, занимая трон де-факто, по сути никогда не могли называться императорами. С коронацией Карла V эта семисотлетняя традиция завершилась. С империей еще не было покончено, но больше ни один император не получал ее корону, пусть даже символически, из рук наместника Христа на земле.

Часть IV

Закат и падение

Но час настал роскошного заката —

Ни прежней славы, ни былых вождей!

И что ж осталось? Горечь и расплата.

Мы – люди! Пожалеем вместе с ней,

Что все ушло, блиставшее когда-то,

Что стер наш век и тень великих дней[281].

Уильям Вордсворт

35

Мир

(1530 –1564)

Но всех чуднее дож – берет он в жены море,

Хоть ясно, что рога ему наставят вскоре:

Ведь у супруги-то в любовниках – султан![282]

Жоашен Дю Белле

На Апеннинском полуострове царил мир – по крайней мере, по итальянским меркам; но, хотя этот мир принесла деятельность папы и императора и вся Италия до сих пор находилась в тени крыльев имперского орла, Венеция сумела защитить не только свою политическую независимость, но и целостность своих материковых владений. Еще примечательнее то, что сделала она это исключительно при помощи дипломатии. В течение последних четырнадцати лет, несмотря на несколько договоров и союзов, в которые ее вынудили вступить тогдашние обстоятельства, она воздерживалась от реальных войн. Мир послужил ее интересам лучше войны, и она собиралась сохранять этот мир всеми доступными средствами.

Эта задача явно обещала стать трудной. Франциск I, вернувшийся в Блуа зализывать раны, был все еще молод и энергичен и вовсе не отказался от связанных с Италией амбиций. Он с интересом наблюдал за быстрым распространением протестантизма в Германии, взвешивая вероятность религиозных войн внутри империи, которые могут связать руки императорской армии и дать ему возможность захватить земли по ту сторону Альп, которые он по-прежнему считал своими по праву рождения. Тем временем Сулейман Великолепный наступал на всех фронтах: на островах Средиземноморья, на побережье Северной Африки, на Балканах и в Центральной Европе. Поскольку о великом союзе христианских стран речи явно не шло, не было и надежды оказать ему успешное военное сопротивление. Единственной альтернативой казалась политика умиротворения, и к тому времени, когда Венеция выбирала представителей для посещения коронации императора, другой ее посол, Томмазо Мочениго, уже направлялся в Константинополь, чтобы вновь уверить султана в неизменном почтении со стороны республики и осыпать его дарами по случаю церемонии обрезания его сына.

Однако поддерживать хорошие отношения с Сулейманом всегда было нелегко, особенно Венеции. Османский флот приобретал все более грозные размеры, в Восточном Средиземноморье кишели турецкие корабли, а поскольку большинством из них командовали корсары вроде печально известного Хайреддина Барбароссы, которого мало заботили договоры и перемирия и который просто нападал на суда христиан, едва их завидев, инциденты были неизбежны. Особенно затруднительная ситуация возникла в ноябре 1553 г. (всего через восемь месяцев после того, как Венеция категорически отказалась вступить в антитурецкий союз с папой, императором и некоторыми другими итальянскими государствами, прекрасно понимая, что с тем войском, которое есть в ее распоряжении, она лишь без нужды разозлит султана), когда молодой венецианский военачальник Джироламо да Канале, выследив в критских водах потенциально враждебную турецкую эскадру, потопил два ее корабля и взял в плен еще пять. В прежние времена тем бы дело и кончилось, но ныне все было иначе. Охваченная паникой Венеция тут же отправила в Порту новых послов, чтобы принести извинения и предложить репарации. Трудно было решить, как поступить с самим Канале, поскольку его повсеместно объявили героем. Возможно, Венеции повезло, что именно тогда он решил подозрительно внезапно умереть на острове Закинф[283].

Эта политика умиротворения вынудила Венецию отказать в поддержке другим мелкомасштабным операциям против турок – таким, как краткий захват Туниса императорским флотом под командованием генуэзского адмирала Андреа Дориа в 1535 г. Карлу V легко было пускаться в подобные авантюры – он всегда мог по собственному желанию отступить и удалиться в свою окруженную сушей цитадель. В отличие от Венеции Карл не находился на переднем крае; она же все еще владела на Средиземноморье несколькими важными для ее интересов торговыми поселениями, и их сохранение полностью зависело от доброй воли султана.

Пусть так, мог бы ответить Карл, но как же добиться сохранения этой доброй воли? Венецианцы отлично знали, что им это совершенно неподвластно. Сулейман выступит против них именно тогда, когда ему будет удобно, и рано или поздно им придется оказать ему сопротивление.

Два года спустя, в 1537 г., этот момент настал. В промежутке произошло много событий: в октябре 1535 г. Франческо II Сфорца умер, не оставив потомства, и король Франции немедленно заявил претензии на Миланское герцогство от имени своего сына Генриха Орлеанского; брат императора Фердинанд, римский король, сделал то же самое от имени одного из собственных отпрысков, и к следующему лету два давних врага вновь вступили в войну. Армия под личным командованием императора пересекла французскую границу и проникла далеко в Прованс, осадив Арль и Марсель и разорив все земли по пути; это опустошение могло сравниться лишь с тем, которое оставляли за собой отступавшие французы. Однако затем события приняли иной оборот. В рядах императорской армии случилась вспышка дизентерии, продолжавшаяся до тех пор, пока больше половины солдат не умерли или не оказались недееспособными. Оставшееся войско, которое постоянно донимала французская кавалерия, по мере сил медленно отступало, и к концу сентября, всего через два месяца после начала, первая фаза войны окончилась