Пятилетнее перемирие, подписанное в июле 1518 г. империей и Венецианской республикой, еще больше стабилизировало ситуацию, и кто знает, сколько бы продолжалось это затишье, если бы 12 января 1519 г. старый Максимилиан I не умер в своем замке в Вельсе, в Верхней Австрии. В течение некоторого времени он старался обеспечить переход империи к своему внуку Карлу, который после серии династических браков и случайных смертей в девятнадцать лет оказался владетелем Испании (с Сицилией, Сардинией и Неаполем, не говоря уже о новых колониях в Америке)[276], Австрии, Тироля, большей части Южной Германии, Нидерландов и области Франш-Конте. Однако сами размеры его гигантского наследства и страх, что империя, если ее слишком долго оставлять в руках одной семьи, может превратиться в наследственную монархию, склонили некоторых князей-выборщиков в пользу второго серьезного кандидата – Франциска I.

Будучи европейским государем, Франциск вовсе не проигрывал Карлу так сильно, как может показаться на первый взгляд. Он не мог соперничать с ним по размеру территорий, но французский трон был гораздо надежнее, власть – намного более устоявшейся, а ресурсы – бесконечно богаче. Кроме того, в год восшествия Франциска на престол битва при Мариньяно принесла ему Милан, а вместе с ним – контроль над всей Северной Италией до самых границ Венеции. Огромное состояние Франциска также послужило доводом в его пользу, поскольку все семь курфюрстов с самого начала дали понять, что на их голоса можно повлиять методом финансового убеждения. Наконец, он пользовался поддержкой короля Англии Генриха VIII и кардинала Уолси, также желавших сохранить баланс сил, и папы Льва Х – по той причине, что граница Неаполитанского королевства Карла проходила в 40 милях от Рима, а папа не желал иметь императора у себя под боком.

В первые два месяца после смерти Максимилиана казалось, что оба претендента равны по силам; но в конечном итоге деньги, которые Карл сумел собрать по векселям крупных банкирских домов Германии (в особенности Фуггеров из Аугсбурга), оказались слишком сильным доводом. Папа Лев X в последний момент тоже его поддержал, и 28 июня 1519 г. во Франкфурте Карл был избран на трон своего деда. Для Франциска I, потратившего на подкуп курфюрстов значительные суммы золотом из собственных денег, это поражение стало серьезным ударом по личному и политическому престижу; однако соперничество на этом не закончилось. Первый раунд, прошедший в казначействах и бухгалтериях Европы, был проигран. Настало время двигаться дальше – на поле боя.

Тем временем Венеция, в отличие от папы, осталась верна своему союзу с Францией. Франциск со времени восшествия на трон был ей хорошим другом: в конце концов, именно он помог ей вернуть материковые территории. Венеция не могла предоставить ему серьезную помощь в борьбе за императорскую корону, однако не видела причин менять свою политику лишь потому, что он этот спор проиграл. Поэтому, когда летом 1521 г. послы Карла V обратились к Венеции с просьбой разрешить императорской армии свободный и неограниченный проход по ее территории, они получили вежливый, но твердый отказ. Ее договор с Францией делал подобное разрешение невозможным, и она лишь выразила надежду, что его императорское величество согласится отправить своих людей по другому маршруту, чтобы ей не пришлось выражать протест тому, с кем она желала жить в мире.

Этот ответ стал одним из первых важных заявлений, сделанных Антонио Гримани, которого 6 июля избрали 74-м дожем Венеции после смерти Леонардо Лоредана. Правление старого Леонардо не отмечено особыми достижениями или шумными успехами, однако оно совпало с самой мучительной главой в судьбе Венеции, из которой она вышла практически невредимой, и потому у подданных он ассоциировался с благополучным избавлением. Его смерть в возрасте восьмидесяти пяти лет оплакали искренне, а похоронная процессия в Санти-Джованни-э-Паоло была более величественной и торжественной, чем обычно. Его надгробие, расположенное справа от главного алтаря, вышло столь же великолепным, хотя покойному дожу пришлось прождать еще полвека до его завершения.

Надо сказать, что избрание Антонио Гримани было необычным выбором. Начать с того, что он достиг возраста восьмидесяти семи лет и стал самым старым дожем, когда-либо занимавшим венецианский трон; кроме того, его репутация серьезно пострадала в 1499 г., когда, справедливо или нет, на него возложили ответственность за потерю Лепанто[277]. После трех лет ссылки в Далмации он искал убежища в Риме, где кардинальский сан его сына, купленный много лет назад за 30 000 дукатов, несомненно, сослужил ему хорошую службу, предоставив Гримани доступ к папскому двору и возможность выполнять небольшие дипломатические поручения от имени республики. Постепенно вернув себе таким образом расположение венецианцев, в 1509 г. он был призвал обратно в Венецию (по решению Большого совета, принятому большинством голосов – 1365 против 100) и назначен прокуратором собора Святого Марка; в этой должности он отвечал за восстановление его колокольни: при нем она обрела свою зеленую пирамидальную крышу и тот вид, который имеет сегодня[278].

Однако похоже, что истинной причиной избрания Антонио дожем было очевидное желание сохранить поддержку весьма влиятельного кардинала в Риме. Менее чем за месяц до этого папа вступил в новый союз с императором Священной Римской империи, и хотя венецианцы не ощущали непосредственной угрозы, с их стороны было бы глупо в такой момент настраивать против себя самого ценного союзника при папском дворе, которого многие оптимистично считали возможным преемником Льва X на Святом престоле.

К несчастью для Венеции, события развивались слишком быстро, чтобы она могла воспользоваться какими-либо выгодами, приобретенными за счет этого выбора. К началу осени 1521 г. объединенная армия папы и императора отправилась в поход. В отсутствие сопротивления со стороны французов она промчалась по Ломбардии, 19 мая захватила Милан, а затем один за другим Лоди, Парму, Павию и Пьяченцу, не сделав при этом почти ни единого выстрела. 1 декабря Лев Х скончался от внезапной лихорадки, которую подхватил на охоте. Будучи флорентийцем и представителем семейства Медичи, Лев X всегда питал традиционную враждебность к Венеции, а венецианцы от души ненавидели его в ответ, так что встретили новость о его смерти радостным ликованием по всему городу. Санудо назвал ее «чудесной и великолепной новостью» (miraculosa e optime nuova); создалось впечатление, говорил он, будто республика одержала великую победу или умер главнокомандующий турок, ибо Лев X был «погибелью христианского мира». Однако ликование довольно быстро прекратилось, когда стало известно имя его преемника: вопреки их надеждам папой стал не их соотечественник кардинал Доменико Гримани, а человек, который мог быть лишь марионеткой императора, – голландец Адриан ван Утрехт, некогда воспитатель Карла, а тогда