Краеугольным камнем всей военной информатики, ее стратегическим планом была программа, которую многочисленные штабы НХИ использовали для синтеза всех тактик, примененных в том или ином сражении. Эта программа в большинстве случаев позволяла низшим офицерам самостоятельно принимать решение. В современных баталиях военачальники, какими бы компетентными они ни были, физически не могли одновременно присутствовать на нескольких фронтах. Поэтому за них работала стратегическая программа, беря на себя принятие десятков решений в любой отдельный момент и обеспечивая им возможность сосредоточиться на главных проблемах. Пусть правильное программирование стратегического плана требовало долгой и нудной работы, выигрыш во время боя иногда был решающим.

Однако Танкред решил использовать эту систему из иных соображений. Метавоин хотел сам выйти на арену. Став инициатором сражения, он считал немыслимым не принять в нем непосредственного участия. В течение двух дней он корпел над составлением наилучшего стратегического плана, чтобы биномы смогли и без него контролировать передвижения войск, необходимые для успешного хода боя.

Его выбор вызвал немало нареканий. Многие не понимали, как это стратег не будет лично наблюдать за воплощением своей стратегии. Но Танкред и не собирался ставить свое решение на всеобщее голосование. Он его принял и твердо намеревался ему следовать. Единственное, на что он согласился, – оставаться на связи по специальному каналу на случай форс-мажора.

Атамидскую часть бинома составляли мудрецы. Те, кто был отобран для выполнения этой задачи, прошли специальную подготовку и понимали основы биоинформационного жаргона, а также военную терминологию землян. Им поручили поддерживать мысленную связь с полевыми военачальниками и передавать последним результаты стратегической программы или же решения, принятые биномами. Каждый мудрец отвечал за десять военачальников.

Разумеется, протестировать подобную организацию в натуральном масштабе до наступления великого дня было невозможно. А значит, только предстоящая битва покажет, насколько она действенна.

Поскольку друг не ответил, Льето задал вопрос еще раз:

– Когда ты понял, что вместо Монтгомери перед тобой Ковальски?

В глубокой задумчивости Танкред следил за подзарядкой альвеолярных батарей своего экзоскелета. Он поднял голову и взглянул на Льето.

– Я практически сразу засомневался, что передо мной Роберт. Мне показалось странным, что у Раймунда де Сен-Жиля голова непокрытая, а Монтгомери в поднятом шлеме. А потому сразу заподозрил какую-то гнусность. Уязвимость графа Прованского выглядела подвохом, призванным усыпить мою бдительность.

Контрольный экран указывал, что зарядка проходит нормально, но батареи повреждены. И причиной тому был жар от взрыва посланного спецвойсками снаряда. Кстати, Танкред заодно лишился бровей и нескольких прядей волос, опаленных, когда температура внутри его экзоскелета подскочила до ста градусов.

– И все равно, когда начался разговор, я позволил своей ненависти к Роберту отвлечь меня. Гадости, которые он изрыгал, до такой степени поглотили мое внимание, что в конце концов я утратил контроль над ситуацией в целом. Но одна простая деталь вернула меня на землю. Когда я сказал, что Христос был атамидом, Раймунд испытал шок. Совершенно очевидно, его в эту тайну не посвятили. Он тут же обратился к претору, для чего ему пришлось обернуться к строю коммандос. Он сделал это инстинктивно, не раздумывая. Что могло означать только одно: Роберт стоит позади, а человек передо мной – самозванец.

Контрольный экран три раза мигнул, батареи зарядились. Танкред принялся за переустановку программного обеспечения. Нельзя же идти в бой с поврежденными внутренними программами «Вейнера». А Льето продолжил прилаживать одну за другой углеродно-семтаковые пластины, отброшенные Танкредом час назад.

– Это умозаключение спасло мне жизнь, – продолжал тот. – Иначе моей первой целью стала бы цепь спецвойск. Роберт де Монтгомери не воин, и я бы не стал в него стрелять, а у Ковальски, который выдавал себя за него, вполне хватило бы времени, чтобы всадить ионизированный клинок мне в горло.

– Вот же тварь! – проворчал Льето.

– Да уж, по нему никто не заплачет.

С первых же мгновений, когда двадцать минут назад они прибыли в оперцентр, доносящийся снаружи неясный беспорядочный шум постоянно напоминал о присутствии огромной атамидской армии, собравшейся на равнине несколькими десятками метров ниже.

– Что там с развертыванием сил крестоносцев? – прокричал Танкред, обращаясь к биномам.

– Все еще продолжается! – ответил пультовик, не сводя глаз с экрана. – По правде говоря, почти закончено. У меня еще нет окончательных цифр, но они выложились по максимуму! Полное впечатление, что они пошли ва-банк и поставили в строй всех.

Танкреда особо не удивило это сообщение. Ничего другого он и не ждал.

Льето вставил на место последнюю семтаковую пластину в «Вейнер» Танкреда, воскликнув:

– Готово дело!

После чего взялся за винтовку Т-фарад своего экс-лейтенанта, чтобы проверить и ее. Оружие было покрыто пылью и окалиной.

– Так ты видел, как Роберт де Монтгомери сбежал? Ты уверен, что его нет среди жертв?

– Да, – с сожалением кивнул Танкред. – Я проверил все тела, даже самые обгоревшие, его среди них не было. К тому же я видел, как во время сражения один из коммандос бежал с поля боя и поднялся на борт IT-джета. А спецвойска никогда…

– …не сбегают, – закончил за него Льето и кивнул в знак согласия. – Выходит, он выжил. Думаю, ты и сам понимаешь, что теперь он вдобавок повесил на тебя еще и вину за срыв переговоров.

– Без всяких сомнений. Для крестоносцев длинный список моих преступлений теперь пополнился еще и убийством графа Прованского. Но это не имеет никакого значения! Попытаться провести переговоры было необходимо. Если бы этот чертов Роберт хотя бы сознавал, какое великое зло он совершает! Если бы в нем хоть на мгновение проснулась человечность! Если бы…

Льето прервал его, положив руку на плечо:

– Танкред, ты не можешь взваливать на себя ответственность за все беды этого мира. Если уж кто и сделал все возможное, чтобы избежать бойни, так это ты.

Взгляд Танкреда утонул в синеве глаз друга. Он накрыл его руку своей ладонью.

– Я знаю, брат. Но когда я думаю о лежащем на плато в этот самый момент, когда мы с тобой разговариваем, Арнут’харе, о его теле, которое скоро начнет разлагаться под адским солнцем, и о том, что нет рядом никого, чтобы отдать последние почести его останкам и почтить его память…

– Я понимаю, что ты чувствуешь. Но мы не можем сейчас забрать тела. Вернемся за ними позже, когда все будет кончено.

Он чуть не добавил «Если останемся в живых», но в последний момент сдержался. Ему не хотелось лишний раз нагнетать тоску в и без того невеселых обстоятельствах.

Молодой человек знал, что с атамидским военачальником, который изначально был самым свирепым его противником, а потом стал самым горячим приверженцем, Танкреда связывали особые чувства. Потеря Арнут’хара тем тяжелее подействовала на экс-лейтенанта, что совпала с известием о смерти отца. Но нормандец старался похоронить терзавшую его ужасную скорбь глубоко в душе. Ему предстояла решающая битва. Боль придет потом.