желания). Терапевт необычным образом перефразирует слова пациента или заостряет внимание на неожиданном аспекте коммуникации. Например, когда пациент говорит, что покончит с собой, терапевт может ответить: «По–моему, мы договорились о том, что вы не станете бросать терапию».

Одна из моих пациенток безуспешно пыталась удержаться на нескольких работах. Как–то раз, полагая, что на следующей неделе её снова могут уволить (имея на то все основания), она пыталась убедить меня, что такие неудачи — достаточная причина для самоубийства. Пациентка намекнула, что мне этого не понять, потому что сама я, по её словам, никогда не знала поражений. В разгар очень напряжённой и эмоциональной беседы я серьёзно сказала: «И всё же я пониманию. Мне самой очень часто приходится переживать подобный стресс. Вы не можете себе представить, насколько это трудно — работать с пациентом, который всё время угрожает покончить с собой. Так что мне, как и вам, тоже грозит увольнение». При обдуманном применении негативная коммуникация способствует решению проблем, не подкрепляя при этом суицидального поведения.

2. Откровенность — не порок?

Индивиды с ПРЛ часто характеризуются прямотой и напористостью в межличностных отношениях. Как я уже говорила, они не владеют искусством социальной манипуляции. Очень часто они более успешно общаются с людьми с подобным коммуникативным стилем, которые выражают свои мысли и позиции чётко и прямолинейно. Такой стиль — одна из составляющих негативной коммуникации. ДПТ предполагает, что пациентам с ПРЛ одновременно присуща хрупкость и «нехрупкость». Негативная коммуникация ориентирована на «нехрупкие» аспекты. Она предполагает, что ожидание подходящего момента для «интерпретаций» или гипотез не всегда имеет существенное значение. Стиль терапевта — прямота, прозрачность, конкретность, объективность и открытость. Терапевт называет всё своими именами; он прямо говорит о том, о чем обычно умалчивают. Для этого стиля также характерны юмор, некоторая внешняя наивность и бесхитростность. Причины подобного поведения терапевта точно такие же, как причины поведения пожарного, который хватает заточенного в горящей комнате человека и, не церемонясь, швыряет его из окна на спасательную сетку; или спасателя на водоёме, который непочтительно ловит тонущую жертву за волосы и тащит к берегу. Когда боль нестерпима, нельзя терять времени. Терапевт выигрывает время, выбирая кратчайший путь.

Дисфункциональные попытки решения проблем и другие болезненные темы, включая суицидальное поведение, препятствующее терапии поведение и прочие виды поведения избегания, принимаются как нормальные последствия личной истории научения. Терапевт не уходит от их обсуждения, не пытается проявлять деликатность, а приступает к ним хладнокровно и решительно. Суицидальная идеация, суицидальные угрозы и парасуицид обсуждаются так же, как и любое другое поведение. Открыто признается (хотя и не поощряется) вероятность того, что пациент может действительно покончить с собой. Обычно такое будничное отношение к проблемным видам поведения удивляет пациента, потому что общество обычно реагировало на них довольно остро. Будничное отношение несколько снимает напряжённость обсуждаемой темы и снижает обычно высокий накал эмоций. Смысл этой стратегии в том, что терапевту следует продвигаться вперёд достаточно быстро, чтобы увлечь пациента за собой. Общий принцип — терапевт должен реагировать на суицидальное поведение внешне легко и буднично и в то же время относиться к такому поведению с полной серьёзностью.

Наконец, негативная коммуникация должна сопровождаться валидацией. Поэтому, если терапевт говорит пациенту, что ему нельзя кончать жизнь самоубийством, потому что это помешает терапии, такое утверждение должно непосредственно сопровождаться словами о том, что пациент, должно быть, чувствует себя ужасно несчастным, потерял всякую надежду и т. п. Стратегии негативной коммуникации не следует путать с эмоциональной холодностью. Драматизм и эмоциональная выразительность приветствуются.

3. Прямая конфронтация

При применении негативной коммуникации терапевт встречает дисфункциональное поведение непосредственной конфронтацией, иногда довольно жёсткой: «Вы опять городите чепуху», «Вы в своём уме?», «Неужели вы действительно думаете, что я соглашусь с этой идеей?». Терапевт встречает конфронтацией все виды реакций, кроме целевого адаптивного поведения. Он может использовать негативную коммуникацию также для того, чтобы не допустить уход пациента в отвлекающие дисфункциональные проблемы. Например, когда пациент реагирует на болезненные темы, пытаясь перевести разговор на другие проблемы или отвлечённые темы, терапевт может сказать: «Вы хотите, чтобы я помог вам с вашими насущными проблемами?» или «Нет, только не это! Опять пустая болтовня». Как видно из этих примеров, конфронтация требует очень прочных позитивных отношений с пациентом. Она также должна сопровождаться валидацией.

4. Подыгрывание пациенту

При негативной коммуникации терапевт может подыгрывать пациенту. Например, если пациент говорит: «Я хочу уйти от вас к другому специалисту», терапевт спрашивает его: «Дать вам направление?» Диалектическая стратегия «продления» — более серьёзное и буквальное восприятие пациента, чем он сам того хотел бы — тоже пример подыгрывания терапевта пациенту. Самое главное при этом — правильный выбор времени и обеспечение «страховочной сетки». Терапевт с мягким характером, подыгрывая пациенту, сразу же обеспечивает страховку; жёсткий, нечувствительный, агрессивный терапевт о страховке забывает.

5. Эмоциональность и молчание

Намеренное изменение интенсивности эмоций, тона голоса и положения тела могут служить целям негативной коммуникации как противовес эмоциональности пациента. При этом терапевт быстро переходит от высокой интенсивности к расслабленному спокойствию и обратно, от полной серьёзности к юмору и наоборот. Негативная коммуникация по сути подразумевает такие колебания, а также несоответствие воспринимаемого настроения пациента и эмоционального состояния терапевта.

Молчание также может использоваться для эскалации или ослабления эмоциональности, увеличения или сокращения дистанции с пациентом. Например, терапевт может пытаться добиться от пациента принятия обязательств, изменения аффекта, отказа от неразумной позиции. После спора с пациентом терапевт может использовать молчание для конфронтации с ним и для того, чтобы образовать «вакуум инициативы», который пациент может заполнить. Терапевт не говорит, не улыбается, не делает никаких движений, а просто не отрываясь смотрит на пациента, в пространство или на какой–нибудь предмет. Терапевт ожидает от пациента целевой реакции (например, определённой эмоции, обязательств, «разумных» комментариев). Затем терапевт отвечает.

6. Выражение своего всемогущества и бессилия

Иногда очень эффективным приёмом негативной коммуникации оказывается притворная позиция всемогущества, которая предполагает, что только работая с терапевтом или выполняя его указания, пациент добьётся улучшений. Например, терапевт может сказать пациенту: «Проблема суицида в том, что если вы погибнете, то не сможете попросить меня о помощи». Или, если пациент спрашивает: «Откуда вы знаете, что у меня есть «мудрый разум»?», терапевт отвечает: «Откуда? Поверьте мне на слово. Уж я‑то разбираюсь в этих вещах». Противоположная тактика — признание своего бессилия терапевтом — настолько же эффективна. Например, в ответ на препятствующее терапии поведение пациента терапевт говорит: «Ваша взяла. Наверное,