– Он дал мне свою кровь, не зная, что будет. Он был в отчаянии и не мог позволить мне умереть.

Я подумала о Кастиле – что он сделал, чтобы спасти меня.

– Но он не превратил меня в вампира. Я была не первой. Понимаете, божества – не такие, как атлантианцы. Их кровь гораздо мощнее.

Я посмотрела на Кастила.

– Это правда?

– Да, – ответил его брат. – Когда божества возносят смертных, те не становятся вампирами. Они превращаются в нечто, лишенное досадных ограничений Вознесшихся.

Кастил испустил хриплый вздох. Я знала, что он думает о том же, о чем и я. Его родители должны были все это время знать, что королева Илеана… что она – Избет.

В этот самый момент Кровавая королева оборвала портьеру, и в окно хлынул яркий солнечный свет. Рыцари бросились врассыпную от упавших на пол лучей. Йен быстро отошел, но она…

Она стояла, залитая светом; ее корона, драгоценности на шее, запястьях и поясе сверкали. Она не закричала от боли, не дернулась, не стала корчиться в агонии и не начала разлагаться.

Ничего не произошло.

Точно так же ничего не произошло, когда вышла на свет я.

Я уставилась на нее, взволнованно дыша.

– Что… вы такое?

– В жизни у меня было много ролей. Дочь. Подруга. Шлюха. Любовница.

– Список, которым можно гордиться, – прорычал Кастил. Я заметила, что Нейлл вцепился в спинку стула и качал головой. – Любовница короля Малека. Прими мои поздравления.

Гвардейцы переместились, сменив рыцарей, которые теперь стояли в затененных нишах.

– Малека? – Она самодовольно улыбнулась. – Я была его любовницей. Я любила его. И до сих пор люблю. Это не ложь. А потом твоя мать его погубила. Но нет. Я больше не являюсь ничьей любовницей – ни смертного, ни бога.

– Бога? – бросила я. – Малек был…

– Богом, – перебила меня Избет. – Он был сыном Никтоса, а Никтос – не обычный бог. Он Первозданный, нечто более древнее и могущественное. – Я знала, что часть сказанного ею – правда. – И любой, в ком течет его кровь, – тоже будет богом. Но Элоана этого не знала. А я знала. Точно знала, кто он и что он. Божество не может создавать вампиров, и бог тоже.

Кастил убрал с меня руку.

– Ты лжешь.

– Почему мне об этом лгать? – Качая головой, она прошла по дорожке света к ступенькам. – Малек был богом.

– Зачем ему притворяться божеством, если он был богом? – продолжал Кастил.

– Потому что ему надоело сидеть в Илизиуме, когда детям, отстоящим на многие поколения, позволено исследовать мир за горами Никтоса. И он тоже так мог. Дети Никтоса были рождены в царстве смертных, как и его супруга.

Я вздрогнула, вспомнив, что сказал Никтос о силах Первозданных за пределами Илизиума. Только рожденные в царстве смертных могут владеть там своими силами.

Я бросила быстрый взгляд на Кастила, а она продолжала:

– Ну что ж, знаешь ли ты собственную историю? Я жила в ней, Кастил. Как ты думаешь, каким образом Малеку удалось убить остальных божеств? Владеть силой, которая была у него? Божество не могло бы такого сделать, даже ведущее род от Никтоса. А в его роду не было божеств. Было только два сына.

Повисла тишина, во время которой я чувствовала, как ослабевают и падают цепи недоверия. Мы смотрели на Кровавую королеву, которая точно не была вампиром.

– Моя мать знала, кем он был на самом деле? – выдавил Кастил.

– По крайней мере в этом она не лгала. Как и сказала, я не вампир и не божество. – Она опять сосредоточила взгляд на мне. – Поскольку меня вознес бог, я тоже стала богом.

– Это так не работает, – прорычал Кастил, и хотя я мало что знала о богах, на мой взгляд, он был прав. Просто так богом стать нельзя.

Она подняла бровь.

– Нет?

Вонетта и Лира чуть подвинулись к нам с Кастилом, как делали Нейлл и остальные уже несколько минут. От них исходили те же ненависть и страх, что и от Делано с Киераном, и это кое о чем говорило. Если бы она была богом, разве не влекло бы их к ней так же, как и ко мне?

– Но в те времена многие атлантианцы этого не знали, и когда они начали возносить людей, они просто решили, что и я такая же. – Она закрыла глаза. – Малек поведал мне о своих планах. Он притворится, что на стороне Элоаны и Совета и помогает уничтожать Вознесшихся. Сказал, что это единственный путь. Потому что, он не мог позволить, чтобы Вознесения продолжались. Он лучше многих сознавал угрозу от них. – Она невесело рассмеялась. – Даже в изгнании он стоял бы на этом и сражался, потому что он был человеком чести. Но, держу пари, никто об этом не говорит, правда?

Элоана говорила, в некотором смысле. Она отзывалась о Малеке как о хорошем человеке и хорошем короле в большую часть его правления. Он лишь был плохим мужем.

– Итак, он вывез меня из Атлантии в самом начале войны, но мне пришлось остаться одной. Было бы слишком рискованно забрать со мной еще кого-нибудь, даже нашего сына.

У меня сжалось сердце, а Кастил хрипло переспросил:

– Сына?

Она кивнула.

– Я родила его перед тем, как меня отравили, и он был… как ты, Пенеллаф. Благословением. Самым прекрасным ребенком на свете. И даже в раннем детстве у него был дар. – По ней пробежал легкий трепет. – Малек собирался меня найти. Пообещал, что уедет, как только сможет. Что будет оберегать нашего сына и привезет ко мне, и мы будем проводить вечность вместе – мы втроем, безо всяких корон и королевств. Он пообещал забрать нас в Илизиум.

Она открыла глаза, и они… блестели от слез.

– Прошли годы, и война распространилась по миру. Мне пришлось… скрывать, кто я. Благодаря темным глазам другие Вознесшиеся не подвергали сомнению, что я одна из них, поэтому я стала прятаться от дневного света и осталась среди них, по-прежнему веря, что Малек ко мне придет. Я никогда не теряла веры. Многие давали мне убежище, и я узнала, что Джалара с Водинских островов собирает войска у Помпея, куда атлантианцы стянули огромную армию. Я увидела в этом возможность узнать, что случилось с Малеком и моим сыном. – Ее ноздри раздувались. – Сын уже был бы почти взрослым и, наверное, не узнал бы меня, но меня это не волновало. Я помогла бы ему вспомнить.

Она спустилась на одну ступеньку.

– Итак, я присоединилась у Помпея к Джаларе и знаете, кого увидела во главе атлантианского войска? Недавно коронованного короля Валина Да’Нира. И тогда я поняла. – Она сжала кулаки, и ее голос задрожал. – Поняла, что моего сына больше нет. Что, возможно, его нет с тех самых пор, как я покинула Атлантию, и они могли добраться до него только в том случае, если что-то сделали с Малеком. Годами я ждала их, не сдаваясь, а они забрали их у меня! Он был всем, что я когда-либо хотела, – закричала она, и я содрогнулась от ее слов. Она глубоко вздохнула, и платье на ее груди натянулось. – Они забрали у меня все. Моего сына. Моего Малека, а я не сделала ничего плохого, только любила, и, боги, я больше никогда так не полюблю. Вот и все. Вот и все.