– Это я, отец. Бывшая Мерри О’Рейли, теперь миссис Макдугал.

Я опустилась на корточки, чтобы смотреть на него снизу вверх, как в детстве, когда визиты в его дом так много значили для меня.

– Это на самом деле я. – Я улыбнулась и взяла его за руку.

– Мерри… Мерри О’Рейли, – прошептал он и обхватил мою руку теплыми ладонями.

– Я оставлю вас наедине, – сказала Кэти.

Я встала, не выпуская его руки:

– Извините, если нечаянно напугала вас.

– Ты определенно заставила мое сердце биться быстрее, чем раньше. – Он улыбнулся, отпустил мои руки и указал на легкий пластиковый стул. – Садись поближе ко мне.

Я так и сделала, глотая слезы и ощущая удивительное спокойствие и на дежность, исходившие от него. Это напоминало мои ощущения от присутствия Джока, когда я чувствовала себя надежно защищенной.

– Так что привело тебя в наши края после стольких лет, Мерри?

– Пришла пора вернуться домой, отец.

– Да.

Он продолжал смотреть на меня, и я чувствовала, что он уже знает все, что необходимо знать обо мне. Наверное, он так долго размышлял о человеческой душе и ее сложных эмоциях, что мог читать меня, как открытую книгу.

– Незавершенные дела? – спросил он, подтвердив мою догадку.

– Да. И я очень рада видеть вас, отец. Вы хорошо выглядите.

– Спасибо, и можно добавить, что я нахожусь в добром здравии. – Он обвел рукой просторную комнату. – К сожалению, большинство из этих милых людей не имеют понятия, какой сейчас год, 1948-й или 2008-й, что не располагает к нормальному разговору, но здесь замечательный персонал, который заботится обо всех наших потребностях, – добавил он.

Последовало долгое молчание, пока мы оба размышляли о том, что еще можно сказать. Я не знала, имею ли для него такое же значение, какое он всегда имел для меня.

– Почему ты не возвращалась, Мерри? Я знаю, ты училась в Дублине, но часто посещала свою семью на ферме Кросс-Фарм. А потом ты вдруг исчезла.

– Я уехала, отец.

– Куда?

– В Новую Зеландию.

– Это и впрямь далеко. – Он задумчиво кивнул. – Ты уехала, потому что влюбилась?

– Примерно так, но это долгая история.

– Долгие истории обычно самые лучшие, и, можешь поверить, я выслушал множество таких историй в исповедальне. Но, разумеется, я ничего не разглашал, – добавил он и подмигнул мне.

– Судя по словам Кэт, вас очень любили в здешних местах.

– Спасибо за добрые слова. Многие прихожане до сих пор навещают меня здесь, хотя это не то, что у меня дома. Но я не должен жаловаться.

– Вы не жалуетесь, отец. Я все понимаю.

– Мне некуда поместить мои книги, и я скучаю по ним. Они были нашей общей любовью с моим другом Амброзом. Ты помнишь его?

Он посмотрел на меня, и мое сердце едва не разорвалось пополам от невысказанной тоски в его взгляде.

– Да, отец, разумеется. Где ваши книги?

– Лежат на складе в Корке. Но ничего, у меня всегда есть под рукой одна хорошая книга. – Он указал на низкий столик между нами, и я узнала маленькую Библию в кожаном переплете, которую он всегда носил при себе. – Так расскажи мне, ты вышла замуж? У тебя есть дети?

– Да, и они тоже приехали сюда. Я отправила обоих в центр Майкла Коллинза; им пора кое-что узнать о родине своей матери.

– Этот человек и то, что он сделал для Ирландии, определенно имеют отношение к твоей жизни, Мерри. Я с огромной грустью похоронил твоих бабушек, Нуалу и Ханну. В самом конце они обе просили прощения у Господа за родственную вражду. Это печальная история.

– Да. Кэти только вчера рассказала мне о причине разлада между ними. Я наконец многое поняла, поэтому рада, что вернулась сюда, – добавила я.

Мимо с грохотом проехала тележка с чайными приборами. Мне хотелось рассказать отцу О’Брайену о том, что я знаю, что он сделал для меня много лет назад, когда я была крошечным младенцем, оставленным у его двери. Но сейчас было не время и не место для этого.

– Как ваши дела? – к нам с дружелюбной улыбкой подошла буфетчица. – Кофе или чаю?

– Мне не надо, спасибо. Отец О’Брайен?

– Спасибо, мне тоже не надо.

Повисла пауза, буфетчица укатила тележку, а мы собрались с мыслями.

– Я был бы рад познакомиться с твоими детьми, – сказал он.

– Уверена, что это можно устроить, отец. Мне тоже хочется познакомить их с вами. Я…

– У вас все хорошо? – на этот раз вмешалась Кэти.

– Да, – ответила я, желая, чтобы она ушла и позволила нам продолжить разговор. Я чувствовала, что мы оба хотели этого.

– Извините за вмешательство, но подошло время сеанса физиотерапии, отец, – продолжала она.

Во взгляде отца О’Брайена читалась покорность судьбе.

– Разумеется, – сказал он. – Ты сможешь прийти в другое время, Мерри? И привести детей?

– Безусловно. – Я встала и нежно поцеловала его в щеку. – Обещаю, что вернусь.

* * *

Я забрала детей возле центра Майкла Коллинза.

– Ну, мама, я много узнал, – сказал Джек, застегнул ремень безопасности, и мы выехали на улицу. – Я понятия не имел о Пасхальном восстании 1916 года, которое привело к ирландской революции и войне с британцами. Ирландия стала республикой в 1949 году, когда ты родилась! Ты знала об этом?

– Да, но в то время я была слишком маленькой, чтобы оценить значение этого события.

– Теперь я понимаю, почему многие ирландцы были так рассержены, – вставила Мэри-Кэт с заднего сиденья. – Мы с Джеком купили книгу об этом и собираемся прочитать ее.

– Точно, – сказал Джек. – Я не понимал, какую большую роль во всех этих событиях играла религия. Мы никогда не думали о том, кто мы, католики или протестанты, правда, Эм-Кей? В Новой Зеландии это не имело значения.

– Здесь до сих пор остаются ревностные католики и ревностные протестанты, – заметила я.

– Но поразительно, что все выглядят счастливыми и дружелюбными, – сказала Мэри-Кэт. – Судя по нынешним людям, трудно представить, что пережила эта страна. Такие ужасные страдания; я видела материалы о картофельном голоде, и…

Я слушала, как дети беседуют о моей родине, о войнах и беспорядках, происходивших в прошлом. И вдруг ощутила огромную гордость за то, как далеко Ирландия продвинулась со времен моего детства.

Вернувшись в свой номер, я устроилась на балконе с чашкой чая. После встречи с отцом О’Брайеном мне пришла в голову одна мысль.

«Вопрос в том, имею ли я право вмешиваться?»

«Но, Мерри, ты провела всю жизнь, прячась за