большую не по размеру куртку, стоял молодой парень. В ожидании последней электрички на Петербург он переминался с ноги на ногу, дышал на замёрзшие пальцы рук и часто оглядывался, будто опасался того, что рядом вдруг может появиться кто-то, кто может вмиг разбить его только что начавшую воплощаться в жизнь мечту. Мысли кружились в его голове быстрым водоворотом. Прошли уж почти сутки, а он так и не мог прийти в себя от событий той ночи и продолжал пребывать в каком-то странном состоянии подвешенной реальности. Временами ему казалось, что за ним следят, казалось, что кто-то устроил с ним какую-то странную игру, которую вот-вот, в любой момент, может быстро закончить. Наконец, ему казалось, что это всё иллюзия, что не было ни вокзала, ни ментов, не было его разбитого носа, этих денег и слов Тохи, сказанных ему в самое ухо там, на грязном полу в зале ожидания. В такие мгновения он крепче сжимал замерзшими пальцами поношенный рюкзак в руке и чувство плотных пачек бумажек с лицами американских президентов внутри снова возвращало его в свой прежний мир.

Что стало с этим парнем после того, как он ушел? Этот вопрос он задавал себе потом всю оставшуюся жизнь. Зачем он сделал то, что сделал, зачем отдал ему свои деньги, зачем забрал куртку и паспорт, зачем назвался его именем? Он не мог забыть его шепот в свое ухо, ясный и четкий, шепот, воспоминание о котором, даже спустя много лет, заставляло всё его тело трепетать. «Слушай меня сюда и слушай внимательно! – его лицо было так близко, что нос его касался его волос, одной рукой он с силой держал его за ворот, прижимая голову к грязному полу. Сквозь неплотно прикрытую дверь были слышны приближавшиеся шаги по асфальту и в тот момент он хотел больше всего, чтобы это были те самые менты, которые шли за ним. В тот момент он боялся этого парня больше, чем их. – Здесь деньги, их много, – свободной рукой он сунул какой-то пакет в его рюкзак и подвинул его по полу ему прямо к лицу.

– С-с-с-пасибо.

– Твое спасибо мне не нужно. Ты возьмешь их и ты свалишь отсюда в город. Там ты пойдешь учиться на хирурга и ты станешь хорошим хирургом! Ты будешь делать как хотел – спасать людей, а не их убивать. И однажды, когда-нибудь потом, может через много лет, ты увидишь кого-то, кому очень нужна будет твоя помощь. И ты поможешь ему несмотря ни на что. Не из-за денег поможешь, не из-за славы, не из-за того, чтобы выслужиться перед кем-то, а так, потому что ты можешь, а ему очень надо. И вот это будет твоей благодарностью. Ведь, послушай меня сюда, Андрюха, – в этот момент дверь со скрипом отворилась и в помещение быстро вошли два человека в форме, но Антон не отвлекся, он продолжал держать его и шипеть ему прямо в ухо, – …всё добро и всё зло, которое мы делаем в этой жизни, к нам самим же и возвращается».

И хорошим хирургом он стал. Спустя много лет, когда он, после очередной операции, которая длилась без остановки восемнадцать часов, на протяжении которых он, фрагмент за фрагментом вырезал куски стекла и искореженного металла из живой человеческой плоти, вышел из операционной комнаты и качавшейся от усталости походкой пошел в гардеробную, к нему подошел главврач и тихим голосом, отведя немного в сторону, сказал: «только что привезли одного деда, Андрюша, но он не жилец, проникающее пулевое в сердце, так что смотри сам», он, не задумываясь ни на секунду, бросил курку и ключи от машины на стол и повернувшись к врачу сказал: «анестезиолог, две чашки крепкого кофе и сестры, которые еще могут стоять на ногах». И это было не напрасно. Надежда тогда все-таки была, и через несколько дней, уже выспавшийся и бодрый, он вошел к этому деду в палату и увидел его бледное, но живое лицо. Дед посмотрел на него долгим непонимающим взглядом. Тогда Андрей подошел к нему вплотную и протянул ему руку. «Я умер?» – услышал он его тихий голос и Андрей почувствовал, как горячие пальцы старика слабо сжали его ладонь. Тогда он нагнулся над ним так же близко, как нагнулся над ним тогда Антон, и тихо ответил: «Нет! Добро пожаловать в жизнь!»

Спустя много лет он вернулся в родной городок и попытался найти хоть какие-то следы парня, встреча с которым в далеком девяносто седьмом так сильно изменила его жизнь. Подполковник Лукин, уже старик на пенсии, единственный след тех событий который он смог отыскать, рассказал ему за банкой пива в беседке у собственного дома, что он действительно помнил избитого парня, которого привезли ему в военкомат менты под утро тогда, в ноябре девяносто седьмого. «Лицо его было похоже на яблоко, которое месяц провалялось на земле и половина которого была черная и сгнившая, а вторая еще более менее держалась». Насколько он помнил, после нескольких дней в госпитале его отправили куда-то в учебку под Каменку или под Псков, а оттуда вроде как прямиком на Северный Кавказ. Тогда там еще было затишье, хотя все знали, что это ненадолго. В итоге так и получилось, и вскоре снова разразилась война. Рассказал ему старик и про то, что уже потом, почти десять лет спустя, когда война закончилась и он дорабатывал свой последний перед пенсией год, к нему пришел какой-то лейтёха. Тогда этот лейтёха точно так же хотел найти похожего парня, так как он спас ему жизнь где-то под Шатоем, когда боевики взяли его в окружение. Лейтёха рассказал ему, что искал этого парня везде, но все те, кого он спрашивал о нем, лишь пожимали плечами и говорили, что действительно вроде был такой, но что уже под самый конец войны он вдруг исчез, оставив оружие и награды и что больше никто и никогда его не видел.

– А вы что сами думаете, где он теперь? – спросил тогда Андрей у хозяина. Несмотря на несколько банок выпитого пива, его руки после откровений старика заметно дрожали.

– Известно где, друг ты мой любезный, – задумчиво, после долгой паузы, проговорил старый подполковник, – либо здесь, – он неопределенно развел руками вокруг себя, – либо уже там, – показал он костлявым пальцем в безоблачное летнее небо. – Если здесь и увидишь его, отправь его ко мне, ведь и я с ним давно хочу пообщаться. Ну а если там… то там я и сам его скоро увижу.