ЦГАОРе. Но тогда нужно признать, что к этим материалам он был допущен с разрешения КГБ. Более того, тот факт, что ему удалось сделать выписки из документов с указанием архивных шифров, следует рассматривать как свидетельство того, что для него в архиве были созданы особые условия. В противном случае необходимо констатировать, что выписки из архивных материалов специального хранения он получил из чужих рук. Но если бы это было сделано кем-то из исследователей или архивных работников на свой страх и риск, то его личность была бы установлена сразу после выхода в свет «Архипелага», а за этим обязательно последовали бы санкции. Однако, насколько известно, никто из исследователей и сотрудников ЦГАОР в связи с этим не пострадал. Не нашел отражения данный факт и в «Пятом дополнении» к «Теленку» — «Невидимки». Более того, этот «доброжелатель» там даже не упомянут.

И в том случае, если А. И. Солженицын сам работал в спецхране, и в том случае, если спецхрановские материалы были получены им из чужих рук, оказывается, что КГБ не только был в курсе работы писателя над «Архипелагом», но и содействовал ей.

Отмечая факт слежки КГБ за ним и близкими к нему лицами, А. И. Солженицын в 1991 г. в журнальном издании «Теленка» привел следующий факт: «…в марте 1972 г. как-то раз доброхоты в одном учреждении, где прохожий гебист положил портфель и отлучился в другую комнату, с отчаянной смелостью заглянули в портфель, успели перекопировать и передать мне:

«I отдел 5 Управл. КГБ при СМ СССР — Широнину; Ленинград, УКГБ — Носыреву. 6 марта вечерним поездом из Москвы в гор. Ленинград в сопровождении «НН» выезжает жена «Паука» — Решетовская Наталья Алексеевна. Просим Вас дать указание продолжить мероприятие «НН» в отношении Решетовской, выявлять посещаемые адреса. В Ленинграде Решетовская ориентировочно пробудет до 19 марта. Зам. начальника Управления КГБ ген-майор Никишкин» (16).

Этот документ был известен А. И. Солженицыну уже в августе 1973 г. (17)*. Причем названными им «доброхотами» были, если верить ему, «двое парней в Радиокомитете на Новокузнецкой» (18).

Как же приведенный документ мог оказаться в портфеле «гебиста» в Москве на Новокузнецкой? Ведь он был направлен в УКГБ по Ленинграду и Ленинградской области. Конечно, в Москве в 5-м Управлении КГБ должен был отложиться отпуск этого документа (его копия). Но подобное письмо, имевшее оперативный характер и относившееся к числе совершенно секретных, никто не имел права положить в портфель и вынести из здания ни на Лубянке, ни на Литейном.

Можно было бы допустить, что А. И. Солженицын стал жертвой мистификации. Однако обращает на себя внимание то, что в опубликованном документе совершенно точно названы фамилия начальника Управления КГБ по Ленинграду и Ленинградской области Д. П. Носырева, а также работника 5-го Управления КГБ В. С. Широнина и допущена неточность лишь в передаче фамилии заместителя начальника этого управления, которого звали не Никишкин, а В. С. Никашкин. Но самое главное в другом: в документе приведена оперативная кличка, под которой А. И. Солженицын, действительно, проходил по наружному наблюдению, и которая в те времена принадлежала в стенах КГБ к числу совершенно секретных — «Паук» (19). Это значит, что, даже если рассматриваемый документ представляет собою мистификацию, все равно к ней были причастны органы госбезопасности.

Был ли опубликован А. И. Солженицыным подлинный документ или его подделка, еще предстоит выяснить. Предстоит выяснить и то, с какой целью он был ему передан. Однако в данном случае более важным является другое — отсутствие в опубликованном тексте фамилии упоминаемого в нем агента наружного наблюдения, вместо которой значится «НН», подобным же образом обозначено и название проводимого «в отношении Решетовской» «мероприятия» (26). Этого не могло быть ни в оригинале, ни в копии документа. Не могло этого быть и в том случае, если бы он был подделан. Но тогда следует признать, что фамилия агента наружного наблюдения и название операции были исключены при публикации самим Александром Исаевичем.

Получается, что «Паук», предавая этот документ огласке, соблюдал интересы ведомства!!! Даже после того, как оно, казалось бы, прекратило свое существование.

Невероятно, но факт.

Оказывается, и ведомство блюло интересы своего непримиримого противника. 3 июля 1990 г., когда А. И. Солженицыну еще не было возвращено гражданство, КГБ уничтожил «путем сожжения» все 105 дел «оперативной подборки на «Паука»», а затем через С. П. Залыгина ему были переданы материалы, «относящиеся к его первому аресту в 1945 г. и его реабилитации в 50-е годы» (27).

Итак, мы рассмотрели несколько эпизодов из биографии А. И. Солженицына, которые наводят на мысль не о противоборстве, а о сотрудничестве между ним и КГБ.

По следам одного откровения

Когда в 1977 г. миланское издательство опубликовало книгу Т. Ржезача, содержавшую обвинение А. И. Солженицына в осведомительстве, а в 1978 г. гамбургский журнал «Нойе политик» обнародовал написанный солженицынским почерком донос, писатель был поставлен перед выбором: или подать в суд за клевету, или же промолчать и тем самым признать справедливость выдвинутых обвинений.

Первый путь Александр Исаевич категорически отверг. «В суд — заявил он, — не подам, могу их успокоить. Правоту нет нужды взвешивать с нечистью на юридических весах. Да и кто же судится с советским драконом? Да и он нас в лагеря посылал без суда» (1).

Да, с «советским драконом» судиться было невозможно. Но что мешало писателю возбудить обвинение в клевете против миланского издательства или же гамбургского журнала? Если он не доверял обычному суду, почему нельзя было обратиться к мировой общественности и потребовать создания общественного суда? Не над собой. Над Т. Ржезачем, над Ф. Арнау, над издательством «Прогресс», над КГБ. Нерешительность писателя тем более удивительна, что опровергнуть аргументы Т. Ржезача не представляло никакого труда, а опубликованный донос — явная фальшивка.

Позиция, которую в 1978 г. занял А. И. Солженицына, тем более вызывает недоумение, что, заявив о своем принципиальном нежелании «взвешивать» правоту вместе с нечистью «на юридических весах», он буквально через несколько лет подал в суд на А. Флегона (2), который в своей книге «Вокруг Солженицына» тоже привел целый ряд нелицеприятных для лауреата Нобелевской премии неприятных, но гораздо более безобидных фактов (3).

Следовательно, отказываясь в 1978 г. судиться с Т. Ржезачем, Александр Исаевич руководствовался не отрицательным отношением к взвешиванию нечисти и правоты на юридических весах, а чем-то другим. Что же тогда могло удержать его от обращения в суд? Только одно — опасение, что во время разбирательства могут появиться более серьезные аргументы в пользу выдвинутых обвинений, а также всплывут другие факты из его биографии, которые он скрывал и которые не делают ему чести. Но прежде всего он, видимо, опасался, что суд (обычный или общественный) обязан будет рассмотреть все обстоятельства, связанные с его первым арестом, и историю с его вербовкой на Калужской заставе в 1945 г.

И здесь