Шрифт:
Закладка:
Я опустилась на колени, спешно ощупывая его грудь и пытаясь понять, насколько Хас успел пострадать. Потом опомнилась (да какая, ешкин кот, разница, когда у меня есть «синька»?!), вытащила заветный пузырек и едва ли не четверть вылила в приоткрытые губы храбреца.
– Надеюсь, поможет. – Я с сомнением посмотрела на обезображенное тело. – Ты вроде говорил, что она даже мертвого на ноги поднимет.
«Говорил, – согласился Лин, с интересом оглядывая воина. – Только проверить все не получалось. А теперь, глядишь, и сподоблюсь… Заодно узнаю, правильно ли у Айны рецепт запомнил».
Я сердито на него покосилась.
– Обидно будет, если даже «синька» не сработает. Мужик целые сутки жил с такими ранами. Против кахгара какое-то время продержался. Весь день лежал на открытом солнце. Но когда нас увидел, все равно попытался предостеречь. Так что он крепкий. И я очень не хочу, чтобы он умирал.
Я осторожно отодвинула с чужого лица слипшуюся от крови прядку, пытаясь понять, на кого же наткнулась и что за человек оказался настолько стойким, что даже смерти упорно отказывался поддаваться. Затем наклонилась пониже, желая рассмотреть его вблизи, но в этот момент откуда-то сверху раздался слабый шорох. Затем посыпался мелкий песок, заставив меня отпрянуть и инстинктивно схватиться за выскочивший из руки Эриол. А секундой позже с края обрыва на медленно вздымающуюся грудь воина свалился грозно пищащий зверек. Гибкий, с длинным тельцем ласки, с сердито встопорщенной шерсткой, на которой местами запеклась несвежая кровь. Грязный, уставший, но очень решительный. Едва обретя опору, он тут же приподнялся на задних лапках, предупреждающе оскалился, словно готовился защищать… хозяина, наверное? Но неожиданно втянул ноздрями воздух, уставился мне прямо в глаза и, мгновенно успокоившись, с тихим плачем кинулся ко мне на колени.
Я опешила.
– А ты еще кто такой?
Зверек приподнял острую мордочку, что-то слабо пискнул, задрожал. Но потом перевел взгляд мне за плечо и шарахнулся прочь так резко, что я едва успела разжать руки.
– Ты! – зарычал вдруг шейри, уставившись на зверька гневно загоревшимися глазами. – Я тебя помню, гаденыш! Это из-за тебя нас едва не убили!
И вот тут до меня начало медленно доходить.
Я неверяще посмотрела на испуганно скалящегося хорька, в панике узнавшего в моем коне самого настоящего демона. Потом – на Лина, в глазах которого горела неистребимая жажда мести. Наконец – на едва дышащего воина, на груди которого сидел этот самый хорек. А потом неприлично разинула рот и растерянно развела руками.
– Он?!
– Да, – с нескрываемым отвращением согласился шейри. – Тот самый, который с Дагоном был. Помнишь? Я эту крысу лохматую как увидел, так и вспомнил его мерзкую рожу. Гость, мать его… это он тебя первым узнал. И он натравил на меня своего зверя!
Я прикусила губу.
Ничего себе новости. Оказывается, в друзьях у эрхаса Дагона имеются королевские Хасы. Да не простые, как неожиданно выясняется, а целые эрдалы… блин. Теперь понятно, почему этот хорек так легко обнаружил шейри – натаскан, наверное, на Тварей. Вот и демона моего почуял. Вот и выдал меня Дагону с головой. А хозяин его, лежащий у моих ног неподвижной колодой, одним из первых арбалет тогда поднял. И, вполне вероятно, если бы не Мейр, именно от его стрелы я нашла бы тогда свою смерть.
– Гаденыш! – прошипел Лин, страшновато оскалившись и едва не ринувшись вылавливать юркого врага.
Однако хорек, как ни странно, даже не сделал попытки убежать. Просто с горестным видом сидел на груди умирающего хозяина и смотрел на меня печальными, резко повлажневшими глазами.
– Зараза! Я тебя…
– Не надо, Лин, – со вздохом остановила я шейри. – Не трогай его. Пусть живет. И хозяина его тоже трогать не надо.
– Почему?! Они пытались тебя убить!
Я слабо улыбнулась.
– Бывает, – а потом протянула руку и осторожно коснулась присмиревшего хорька левой ладонью. – Ты посмотри: он боится, но никуда не бежит. Охраняет хозяина. От самой дороги мчался сюда по запаху его крови. Только он маленький, не такой, как ты, вот и опоздал. Но он очень смелый. Когда-то тебя не побоялся, потом – Твари… Смотри – его тоже успело зацепить. Но он все равно бежал сюда со всех лапок, чтобы попытаться его защитить. Это ли не настоящая преданность? Разве можно его за это осуждать?
Лин сердито фыркнул.
– Если бы не он, тебя бы не узнали!
– Так ведь все обошлось. Давай помоги мне придумать, как парня отсюда вытащить. Самой мне не справиться.
Шейри недовольно отвернулся.
– Не буду!
– Лин…
– Он хотел сделать тебе больно!
– Думаю, он уже раскаялся. – Я с улыбкой посадила на ладонь тихонько заурчавшего зверька и подошла к оскорблено надувшемуся другу. – Посмотри, какой он маленький. Совсем как ты полгода назад. Уставший. Грязный, голодный. Лин, он пришел сюда за хозяином, как и ты пришел бы за мной. Неужели ты не понимаешь? И неужели не видишь, как он плачет, боясь потерять единственного дорогого человека?
Лин неохотно скосил глаза.
– Все равно он гадкий!
– Зато смелый.
– И мерзкий!
– Но любящий.
– Он подлый!
– Просто верный, Лин. – Я так же ласково погладила негодующего демона по холке. – А за верность нельзя наказывать. Особенно такое маленькое, упрямое, но очень преданное существо. Да и человека без помощи не оставишь, что бы он ни натворил в прошлом. Ты ведь сам как-то говорил, что каждый из нас хотя бы раз в жизни ошибался. И утверждал, что только так можно чему-то по-настоящему научиться. Ведь раскаяние порой значит гораздо больше, чем праведность. А желание исправить ошибку ценится не меньше, чем абсолютная безгрешность. Поэтому хватит дуться. Дай ему шанс. А теперь посмотри на меня и, пожалуйста… я очень тебя прошу… помоги.
Глава 18
С раненым мы провозились до самого утра. Сперва его пришлось избавлять от остатков доспеха, потом срезать присохшую к телу одежду. Осторожно обмывать, жертвуя на это богоугодное дело остатки воды из собственных скудных запасов. Наконец, перевязывать жуткие раны, лишив себя сразу двух запасных рубах, и укладывать на волокушу.
То, что воин всего лишь раненый, а не умирающий, я поняла, как только закончила его неумело раздевать. Опыта по изыманию одежды у безынициативно лежащего мужчины у меня пока не было, но ничего – пришлось, вот и научилась. Хотя удовольствия это,
