время мы практически уничтожили ваши огневые силы. А немногочисленные очаги такого вот сопротивления – не более чем салют в честь этого славного похода. Как хорошие часики, верно? Так что вовсе ни к чему…

– Я могу напомнить вам о еще более гладком начале войны, – перебила его майор на безупречном английском языке. Ее обворожительным голосом могли бы говорить небеса, он мог бы заставить пламя погаснуть, а железо – расплавиться. – Это происходило на прекрасном пляже, где росли пальмы, между которыми были растянуты приветственные плакаты. Красивые девушки с распущенными длинными, до пояса, волосами, в шуршащих на ходу шелковых брюках ходили среди молодых солдат и украшали их венками и гирляндами красно-розовых цветов и застенчиво улыбались изумленным мальчикам… Вы знаете, что это была за высадка?

Дональдсон растерянно мотнул головой.

– Восьмое марта 1965 года, девять утра. Американские морские пехотинцы высадились на Китайский пляж в Дананге. Так началась ваша Вьетнамская война.

Дональдсон почувствовал себя так, будто его голышом окунули в снег. Наигранного спокойствия как не бывало; его дыхание участилось, а голос задрожал:

– Нет, майор, вы несправедливы. Мы почти никого не убиваем, убивают в основном они. – Он указал в окно на висевшие низко над заснеженной землей вертолеты. – Этим занимаются пилоты, а еще больше – джентльмены с космических баз, которые на своих компьютерах управляют ракетами. Но все они тоже хорошие люди. Ведь их цели – просто красивые маленькие цветные значки на экране. Нужно нажать кнопку или щелкнуть мышью, немного подождать – и значок исчезнет. Все они – цивилизованные люди. Уверяю вас, они не злые, им не нравится причинять другим людям боль или делать с ними еще что-нибудь нехорошее… Вы меня слушаете?

Майор кивнула и еще раз улыбнулась. И кто там говорил, что боги смерти должны быть уродливыми и страшными?

– У меня есть девушка. Она пишет диссертацию доктора философии в Мэрилендском университете. Она такая же красивая, как вы, правда, участвует в антивоенном движении… – Зря я не послушал ее, – вдруг подумал Дональдсон. – Вы меня слушаете? Скажите что-нибудь, прошу вас.

Майор в последний раз одарила врага своей обворожительной улыбкой:

– Капитан, я выполняю свой долг.

* * *

В подразделении из резерва российской 104-й мотострелковой дивизии никто не знал, что они находились в полукилометре от пункта управления излучателем «Наводнение». Сначала там услышали негромкий взрыв и увидели, как маленький домик-склад, одиноко торчавший посреди обширных пустых полей, окутался облаком белого тумана. И сразу же земля сотряслась от в сто раз более сильного грохота. На месте домика возник огромный огненный шар, пламя, окутанное черным дымом, поднялось высоко, превратившись в огромное грибовидное облако, похожее на цветок жизненной силы, распускающийся на просторах между небом и землей.

11 января, Генеральный штаб Вооруженных сил Российской Федерации

– Я и сам знаю, чего вы хотите. Так что не тратьте слов понапрасну, говорите прямо, – сказал маршал Левченко командующему Кавказской армией.

– Я хочу, чтобы электромагнитное подавление, которое вели последние двое суток, продлили еще на четыре дня.

– Вам наверняка известно, что семьдесят процентов наших радиоподавляющих устройств уничтожено вместе с личным составом. Я не могу гарантировать вам даже четырех часов!

– В этом случае наша армия не сможет вовремя прибыть на позиции. Авиаудары НАТО страшно мешают маневрировать большими силами.

– Боюсь, если так, то единственный выход – застрелиться. Враги прут на Москву. Они уже на тех же рубежах, которых семьдесят лет назад достиг Гудериан.

– Москва выстоит, – чуть слышно сказал командующий Кавказской армией, выходя от маршала.

12 января, Московский оборонительный рубеж

Командир Таманской дивизии генерал-майор Фелитов точно знал, что его линия обороны выдержит не более одной атаки.

Интенсивность вражеских авиаударов и дальнобойных обстрелов постепенно возрастала, а российское воздушное прикрытие неуклонно уменьшалось. У дивизии осталось мало танков и боевых вертолетов; последняя битва будет вестись в основном по старинке – на силе мышц и духа.

Волоча загипсованную ногу, перебитую осколком, опираясь, как на костыль, на карабин Симонова, взятый у штабного солдата, генерал-майор вышел из блиндажа. Как он и ожидал, новые траншеи оказались неглубокими, что было естественно, поскольку в строю почти не осталось солдат, не имеющих хотя бы легких ранений. Но, к его удивлению, перед окопами стояли аккуратные брустверы высотой около полуметра.

Из чего же можно было так быстро сложить брустверы? Тут генерал увидел, что из заснеженной кучи торчит что-то, похожее на ветку. Подковыляв поближе, он понял, что это побелевшая, окоченевшая человеческая рука.

Увиденное привело его в бешенство. Обернувшись, он схватил сопровождавшего его полковника за грудки:

– Ах ты сукин сын! Тебя кто надоумил строить укрепления из убитых солдат?

– Я, – невозмутимо сказал шедший третьим начальник штаба дивизии. – И не надоумил, а прямо приказал. Мы пришли на новые позиции уже затемно, а тут, на пахотных полях, строить вовсе не из чего.

Несколько секунд они стояли, молча глядя друг на друга. Лицо начальника штаба было исчерчено неровными ручейками замерзшей крови, сочившейся из-под повязки на лбу.

Впрочем, пауза длилась недолго. Кивнув полковнику, командиры медленно пошли по траншее с бруствером, сложенным из жизни, юности, надежд. Генерал, все так же опираясь левой рукой на карабин, правой поправил шапку и отдал честь ужасному брустверу. Командир дивизии в последний раз проводил смотр своим павшим бойцам.

Они прошли мимо еще живого солдата с оторванными ступнями. Кровь из кое-как перевязанных обрубков перемешалась со снегом и землей в красновато-черную грязь, которая уже успела превратиться в лед ужасного вида. Раненый полусидел, держа в руке противотанковую гранату.

– Вот «Абрамс» подъедет, а я ему, товарищи генералы, гранату в гусеницу и суну, – сказал он с ухмылкой на бледном, как окружающий снег, лице.

Холодный ветер нес мелкую поземку и завывал, будто исполнял древнейшую на свете боевую песнь.

– Если я погибну раньше, подложи и меня в эту стену, – сказал командир дивизии. (Они с начальником штаба давно уже были на «ты», общаясь наедине.) – И впрямь лучшего места для упокоения не найти.

– Ничего, уложат, если и не совсем рядом, то неподалеку, – отозвался начштаба, прославившийся нерушимым спокойствием.

12 января, Генеральный штаб Вооруженных сил Российской Федерации

Посыльный доложил маршалу Левченко, что его хочет видеть генеральный директор Российского космического агентства – дело срочное, связанное с Мишей и электронной битвой.

Маршал вздрогнул, услышав имя своего сына. Он уже слышал, что Карина погибла в бою, и не мог представить себе, что еще, кроме погибшей девушки, может связывать Мишу с электронной битвой, происходившей за сто с лишним миллионов километров от него. В общем, Мишу сейчас Земля не должна была интересовать ни в малейшей степени.

Генеральный директор вошел в сопровождении нескольких своих подчиненных и без предисловий передал Левченко трехдюймовый лазерный диск.

– Маршал, это ответ, который мы получили от «Вечного бурана» час назад. Позже космонавт добавил, что это не личное сообщение и