напали на расположенную возле Никополя Корниловскую дивизию, прорвали ее фронт и большими массами переправились через Днепр. Взглянув на карту, даже мало искушенный в стратегии офицер должен был прийти к неутешительным выводам. Конец, может быть, еще не конец, но Северной Таврии удержать мы не сможем. Так думали обескураженные офицеры штаба корпуса.

Вдруг у входа в оперативное отделение остановилась знакомая плотная фигура генерала Кутепова. Вскоре после этого по штабу пронеслось известие, что на имевшем место военном совете принято решение — собрать в кулак все еще не потерявшие боеспособности части и бросить их во фланг буденновцам, сейчас уже прошедшим мимо Перекопа и двигающимся в восточном направлении, чтобы отрезать нашу армию от ухода в Крым. Не потерявшими боеспособности войсками после неудачи марковцев на правом берегу Днепра и самоубийства их командира генерала Третьякова, после страшных потерь корниловцев и 2-го корпуса под Каховкой оставались дроздовцы и некоторые части конницы. Собранный кулак должен был прижать красных к Сивашам — уничтожить или отогнать их назад к Каховке. Одновременно Донской корпус получил приказание атаковать буденновцев, прорвавшихся на восток.

Все это, впрочем, как будто не имело отношения к хозяйственной и инспекторской частям штаба корпуса, получившим приказание уложить свои бумаги на повозки и катить как можно скорее в Крым. «Начинается новая Крымская кампания, — заявил начальник штаба генерал Егоров своим штабным офицерам. — Мы должны сохранить свою штабную организацию, чтобы как можно скорее развернуть работу в Крыму. Было бы непростительно, если бы мы растеряли сейчас наши архивы, наших офицеров, наших писарей. Постарайтесь доставить все в порядке».

Старший адъютант инспекторской части капитан Карпызов{267}, капитан Шилов{268} и я собрали «инспекторскую часть» и погрузили ее на повозки. Ночь была морозная, лунная, и мы двинулись в путь. Повозок собралось около 50–60, так как с нами выехали также судебная и комендантская части, нестроевая рота и все сопровождавшие своих мужей жены офицеров штаба корпуса. Ехали по гладкой замерзшей грунтовой дороге довольно быстро, почти не задерживаясь. Когда взошедшее солнце начало согревать нас своими лучами, в степи показался, наконец, железнодорожный поселок Новая Алексеевка. Казалось, мы уже находились у входа в Крым. Далекий артиллерийский гул начал доноситься до нас все отчетливее и отчетливее. Фланговый удар генерала Кутепова давал о себе знать.

Когда мы въехали в Алексеевку, то застали коменданта и начальника станции в полном недоумении. До сих пор они чувствовали себя, так сказать, в глубоком тылу, и гул канонады был им совершенно непонятен. На станции стояли составы какого-то подвижного парка, охраняемые дюжиной солдат. Через станцию прошел раза три туда и обратно бронепоезд, который в конце концов куда-то скрылся.

При помощи начальника станции мы раздобыли себе припасов, пообедали, отдохнули и даже попытались связаться по телефону с Мелитополем и железнодорожной станцией на Чонгарском полуострове, но никаких указаний или информации ни с какой стороны нам получить не удалось. Положение для нас создалось весьма сомнительное, тем не менее, мы решили продолжать наш путь в Крым.

Между тем артиллерийская стрельба становилась все отчетливее. Привычное ухо могло уловить часто повторяемую очередь двух орудий. Затем все стихло. Наш обоз неуверенно двигался в южном направлении — в сторону Крыма. Вдруг из-за пригорка выскочил всадник. Он оказался нашим знакомым командиром конвоя генерала Кутепова капитаном Белевичем.

— Послушайте, капитан, — спросил кто-то из нас, — дорога в Крым через Чонгарский полуостров открыта или уже перерезана?

— Свободна, можете ехать, — ответил он не задумываясь.

— А что означает эта недавняя артиллерийская стрельба?

— Это ничего. Это наш артиллерийский взвод стрелял по прорывавшимся большевикам. Но сейчас никакой опасности нет.

Мы тронулись дальше. Не прошло и десяти минут, как нам навстречу выскочил второй всадник. То был вахмистр того же конвоя генерала Кутепова. На наш идентичный вопрос он коротко ответил: «Вы едете прямо в лапы красным. Их авангард всего в нескольких стах шагах отсюда, вот за тем пригорком. Не знаю, как вам удастся вырваться отсюда».

Не представляя из себя строевой части и имея в своем распоряжении всего лишь несколько случайных винтовок и револьверов, мы не заставили себя долго упрашивать. В один миг повозки были повернуты, и мы помчались в сторону Геническа. Вскоре нас нагнал эскадрон Одесского уланского полка{269}, посланный, очевидно, на усиление крохотного конвоя генерала Кутепова, сражавшегося против буденновцев. В конце концов было всего лишь 70 шашек и два орудия.

Выехав на вершину небольшого холма, открывшую нам вид на всю степь, мы увидели скакавшую полным карьером группу всадников, мчавшихся тоже в сторону Геническа, но по дороге, пролегавшей вдоль Сиваш ей. По нашей колонне пронеслись тревожные возгласы: «Смотрите, большевики! Они перережут нам дорогу!» Кое-кто с перепугу начал стрелять из винтовок. Ехавшие на повозках жены офицеров подняли крик, полный отчаяния. Некоторые просили своих мужей застрелить их, не желая попадать живыми в лапы красных. Командир эскадрона улан выслал несколько всадников на разведку, и через несколько минут те донесли, что мчавшаяся группа — это остаток конвоя генерала Кутепова. Тревога улеглась, и мы продолжали возможно быстро двигаться далее.

Но вот, слава Богу, Геническ! У въезда на мост стоит небольшая застава с пулеметами. Командир, капитан с озабоченным лицом, просматривает наши документы и приказывает пропустить. Наши повозки с грохотом въезжают на деревянный помост, вслед за подошедшими с другой стороны покрытыми потом и пылью конвойцами. Уланы получают приказание усилить заставу и вести разведку, чтобы вовремя обнаружить появление какой-нибудь колонны противника. До середины ночи ни одного выстрела, тишина. Затем подошедшая Донская дивизия двигается навстречу авангарду буденновцев.

Два дня езды по длинной, казавшейся бесконечной, Арабатской Стрелке, и мы, наконец, располагаемся в одной из немецких колоний в Крыму. Мы сидим с капитаном Карпызовым и усердно скрипим перьями. Посмотрели друг на друга и рассмеялись.

— Я знаю, что ты пишешь, я прошу о том же, — говорит мне Коля Карпызов, поднимая рукава своего кителя с семью нашивками. — Рапорт о переводе в строй… Довольно колбасы! Надо скорее в строй, сейчас каждая винтовка на вес золота.

— Ладно, поступим к марковцам.

Приехавший из Симферополя писарь привез печальные известия. Все кончилось. Мой рапорт о переводе в строй мне вернул генерал Егоров в Севастополе,