образом, коммуна Камбрэ была уничтожена во второй раз; но не прошло и двадцати лет, как она снова была восстановлена. Давно указывали на нее как на образец политической организации. «Что скажу я о свободе этого города? — говорит один древний писатель. — Ни епископ, ни император здесь не могли налагать податей; никакая дань не собиралась; нельзя было вводить туда войско, если только оно не предназначалось для защиты города»….

Коммуна управлялась избирательным собранием (magistrat), члены которого назывались jurés и собирались каждый день в общественном доме, который назывался maison de jugement (дом суда); jurés, в количестве восьмидесяти человек, разделяли между собой административное и судебное управление. На них же лежала обязанность защищать город. В мирное время они должны были отстаивать независимость города от притязаний епископа. Благодаря непоколебимой твердости избранных властей коммуна Камбрэ процветала и до середины XIV в. выдерживала борьбу с клерикальной партией, которая неоднократно вынуждена была всей массой выходить из города.

Во время борьбы за коммуну в Камбрэ там жил капеллан Будри де Саршенвиль, родом из Артуа. Это был человек характера решительного, ума светлого и пытливого. Он не разделял отвращения духовенства к коммуне. Будри понимал, что это учреждение — потребность времени, а потому находил лучшим уступить буржуазии добровольно, чем проливать кровь ради временной реакции. Из Камбрэ он перешел в капитул Нойона. Этот город был в таком же положении, как Камбрэ: граждане постоянно враждовали с епископом и духовенством. В 1098 г. Будри занял там епископскую кафедру. Чтобы предупредить бесполезные кровопролития, новый епископ решился примирить противников на известных условиях. На общем собрании граждан, духовенства и рыцарей, по предложению епископа, была принята и утверждена присягой грамота коммуны, похожая на грамоту Камбрэ. По ходатайству епископа она была подтверждена королем Людовиком VI (около 1108 г.).

За несколько лет до этого, путем народного восстания, была учреждена коммуна в городе Бовэ. Граждане заставили присягнуть ей епископа (1102). В то же время, чтобы предупредить волнения, Рауль, граф Вермандуа, дал коммунальную грамоту Сан-Канте ну. Духовенство и рыцари с охотой присягнули исполнять ее, не нарушая прав своего сословия. Чтобы понять, какое действие произвело на города Пикардии и Иль-де-Франса существование этих двух коммун на расстоянии каких-нибудь ста пятидесяти верст, достаточно обратить внимание на существенные пункты их грамот.

Грамота Бовэ. «Все жители города и его округа присягнут коммуне. Коммуна изберет тринадцать пэров; из них пэры, с одобрения коммуны, изберут одного или двух на должность мэра. Мэр присягнет быть беспристрастным и давать справедливое решение во всех делах. Коммуна присягнет повиноваться решениям мэра и пэров. Преступника против члена коммуны городское управление (мэр и пэры) приговаривает к телесному наказанию или штрафу.

Если виновный скроется в чей-либо замок и не будет выдан по требованию совета, то приговор будет исполнен над имением и людьми владетеля замка.

Если чужеземный купец будет оскорблен в пределах коммуны, совет накажет виноватого, дабы купец не сделался врагом коммуны.

Никто из горожан не может вступать в переговоры с врагами коммуны без позволения городского совета, т. е. коммуны.

Если член коммуны, должник другого члена, убежит в замок, то владелец последнего должен или уплатить долг, или выдать виновного; в противном случае приговор будет исполнен над людьми его.

Если кто украдет деньги у члена коммуны, убежит в замок и не будет выдан, — приговор будет исполнен над людьми и имением владетеля замка.

Если случится, что кто-нибудь из членов коммуны купил наследство и владел им более года, то оно останется за ним, хотя бы наследник предъявил свои права».

Сопоставим с этим документом места из грамоты коммуны Сан-Кантена, данной этому городу графом Раулем, который за деньги счел удобным отказаться от некоторой доли своих феодальных прав.

Грамота Сен-Кантена. «Личность и имущество членов этой коммуны будут неприкосновенны; ни мы, ни кто-либо другой не может требовать от них ничего.

Преступление наказывается разрушением дома, если преступник не заплатит выкуп, назначенный мэром и членами. Выкуп должен употребляться на поправку городских стен и укреплений. Не явившийся на суд по требованию мэра будет изгнан из города. Если преступник имеет в городском округе дом, мэр может разрушить его; в случае нужды граф дает ему помощь Каждый буржуа может быть позван на суд всюду и во всякое время дня.

Наследников поземельной собственности мэр немедленно вводит во владение.

Чужеземец, вступивший в коммуну, владеет всем, что принес с собой; все же, оставшееся во владениях бывшего его сеньора, собственность последнего, кроме наследственного имения.

Если мы (т. е. граф) позовем кого-либо из членов коммуны на суд, то приговор будет постановлен особым судом в стенах Сан-Кантена. Укрепление города полностью подлежит ведению мэра и пэров. Мы не можем чеканить и перечеканивать монету без согласия мэра и пэров (jurés).

Граждане могут молоть зерно и печь хлеб всюду, где пожелают. Если совет, нуждаясь в деньгах на городские потребности, наложит пошлину, то может наложить ее и на наследственные имения, и на продаваемое недвижимое имущество.

Мы жалуем все это, не нарушая ни собственных прав и чести, ни прав церкви и наших свободных людей».

Из самого способа выражения этих грамот видно, что в XII в. существовало различие между коммуной взятой с боя и коммуной пожалованной.

В первой из этих грамот видно выражение народных желаний; вторая не имеет этого оттенка. Ее редакция отличается принужденностью: она представляет как бы поражение власти, уступившей силе обстоятельств.

Город Лаон. Первым из ближайших городов, последовавших примеру Сан-Кантена, был город Лаон. Лаонцы хотели добиться коммуны мирным путем, путем взаимного соглашения с властями, но постепенно были увлечены на совершенно противоположную дорогу. Они начали просьбами о реформе, мольбой самой смиренной, а кончили избиением врагов, разрушением и пожаром. Подобно новейшим революциям, история Лаонской коммуны представляет и крайнюю степень возбуждения народных страстей, и реакцию с ее последствиями.

Город Лаон, рассказывает Огюстен Тьерри, в конце XI в. считался второй столицей французского королевства. Епископ был в то же время феодальным сеньором. Жители терпели страшные притеснения; открытые грабежи и убийства были обычным явлением. Улицы города были небезопасны даже днем. К этому нужно присоединить лихоимство епископского управления: произвольные налоги, неправильные судебные решения и т. п.

Притеснения граждан достигали крайней степени, когда место епископа получил нормандец Годри. Это был человек с воинственными наклонностями, вспыльчивый и надменный; он любил рассуждать о сражениях и охоте, о лошадях и собаках. Годри не останавливался ни перед каким насилием. При нем городская знать и духовенство сделались еще более жадны.

Чрезмерные притеснения заставили лаонцев искать средства выйти из состояния рабства. Пользуясь отсутствием своего патрона, они