одним ремеслом, с целью взаимной помощи, для соблюдения своих интересов и поддержания своего производства составляли небольшие кружки-цехи; они давали клятву неуклонно заботиться об интересах всего цеха и не нарушать цеховых постановлений. Из своей среды каждый цех выбирал начальников, которые назывались мэрами (majores), а в иных городах «хранителями ремесла» (gardes de métier), «мудрыми людьми». В Южной Франции они иногда носили название «консулов». Таким образом, термины «мэр» и «консул» сами по себе существовали раньше их политического значения; также существовали и ассоциации под надзором этих выборных начальников, так что цеховые мэры и консулы были предшественниками коммунальных мэров и консулов, а сам цех был зародышем коммуны.

Три полосы самоуправления. Всю Францию относительно силы коммунального духа можно разделить на три части: северную, среднюю и южную. Некоторые историки две первые части соединяют вместе. Действительно, северная и средняя полосы, по силе и характеру коммуны, не похожи на южную (Лангедок, Прованс). В последней, сравнительно с остальными частями Франции, сильно было римское влияние; здесь было много старых римских городов, которые ревниво хранили свое муниципальное устройство, а в народе жили еще римские предания. Словом, здесь была почва для коммуны. Но, глубже анализируя вопрос, мы заметим существенное различие между городским устройством северной и средней Франции, которое заключалось в том, что в городах средней полосы самоуправление не носило политического характера в противоположность городам севера и юга. К средней полосе принадлежат провинции Орлеане, Гатине, Мэн, Лнжу, Турень, Берри, Ниверне и Бургундия. В городах этих провинций, правда, существовала самостоятельная магистратура, но общины в них пользовались ограниченными правами политической и гражданской свободы, да и те были добыты с большими усилиями и медленно. Города этой полосы назывались городами «простой буржуазии» (villes de simple bourgeoisie). Что касается северной полосы, то она называлась pays de coutumes (страна кутюмов, обычного права); южная Франция называлась страной римского права (pays du droit Romanian). Города центральной полосы были богато населены и развиты в промышленном и торговом отношении, но были лишены политического значения; потому политическая власть легко допускала в них коммуну. Впоследствии целью политики французских королей было уравнять в правах коммуну севера и консульские города юга со средней Францией, за которую они совершенно не опасались. По существу политика французских королей являлась революционной.

По мнению Огюстена Тьерри, коммунальное движение средних веков представляет поразительное сходство с новейшими конституционными революциями[212]. Стремлениям радикалов нашего времени в те века соответствовали порывы горожан, этих предков позднейшей буржуазии. Буржуазия шла прямо к республике, но реакция власти часто возвращала ее назад. Равновесие этих двух сил породило в городах род смешанного управления, как это было в особенности на севере. Новая организация, узаконенная грамотами, претерпевала все превратности новейших конституций: она последовательно изменялась, разрушалась и снова восстанавливалась; сеньоры и города нарушали содержание грамот.

Если принципом средневековой коммуны была свобода, то свобода, если можно так выразиться, материальная, — свобода уходить и приходить, продавать и покупать, быть господином себе, оставлять свое имущество детям.

Во имя этой свободы, — другой свободы тогда не знали, — и жертвует буржуазия своим имуществом и жизнью. В этом существенное отличие средневековых революций от новых. Кроме того, революции нового времени исходят из распри народов с королевской властью; революции же двенадцатого века— из борьбы с феодалами.

В то время было мало городов, принадлежавших непосредственно королю. Большая часть бургов была собственностью баронов или церквей, а церковные города были под властью своих епископов. Иногда светский сеньор, владетель древней крепости и соседнего квартала, оспаривал у прелата верховную власть и над остальной частью города. Иногда король имел башню, где его прево укреплялся по-военному, чтобы собирать с горожан известные поборы, кроме тех, которые они платили епископу и светскому феодалу.

К счастью для горожан, эти три власти не уживались вместе. Восстание одного из кварталов часто находило поддержку в сеньоре соседнего, и если все население города составляло одну политическую ассоциацию, то редко случалось, чтобы один из владельцев, за деньги, не утверждал ее. В современной Южной Франции, — значит, вне тогдашнего французского королевства, — епископы были вообще друзьями местной буржуазии и покровителями коммуны. Но непосредственно во Франции, особенно в Бургундии и Фландрии, они постоянно поддерживали против коммун войну, окончившуюся спустя три века одновременным уничтожением коммун и феодальных привилегий.

Эта разница происходила оттого, что на юге франкское влияние было не так глубоко и епископы мало уподоблялись баронам. Но по мере приближения к Рейну следы франкского вторжения становились более ощутимыми: господство силы было полным, власть феодалов — деспотической; кто не был там рыцарем — тот был рабом. Этим унизительным названием епископы с высоты своих зубчатых стен величали жителей городов, записанных за церковью. Но это название выражало скорее претензию, чем факт. Своими частыми волнениями, оборонительными и наступательными союзами буржуазия доказала, что рабство — не ее доля. Из временных эти ассоциации взаимной обороны (communions, communs) сделались с течением времени постоянными. Для обеспечения их была придумана организация административная и судебная, а затем совершился переворот.

Подобно конституциям нового времени, коммуны выдвигались одна задругой, и последние по времени подражали в организации первым. Основным источником, если можно выразиться, прототипом всех коммун, служит коммуна Камбрэ. На ней мы должны остановиться, чтобы показать на примере, как слагалась «община» средневековой Франции.

Коммуна Камбрэ. Ее история начинается с середины X в. В 957 г. епископ Камбрэ отправился к императорскому двору, чтобы просить защиты против горожан. Пользуясь этим, буржуазия образовала против него союз и поклялась не впускать его в город. Епископ узнал об этом. Он выпросил у императора войска и страшно отомстил камбрэйцам. Воины убивали всех, кто попадался; иным отрубали руки и ноги или выкалывали глаза; других клеймили раскаленным железом. Но эта военная экзекуция только ожесточила врагов епископа. Борьба скоро возобновилась. В 1024 и 1064 гг. были сильные возмущения, для подавления которых потребовались большие военные силы. Хотя оба раза епископ вышел из борьбы победителем, но граждане не теряли надежды так или иначе добиться свободы.

В 1076 г. епископ снова отправился ко двору императора, а жители Камбрэ составили союз под именем коммуны. Они поклялись, как сто лет тому назад, не впускать епископа в город, если он не присягнет коммуне; но епископ подошел к городу с войском, и камбрэйцы должны были покориться. Казалось, коммуна Камбрэ была разрушена. Но волнения, происходившие на западе вследствие отлучения Генриха IV от церкви, дали им возможность восстановить ее. Генрих V после смерти отца явился в Камбрэ с войском; он разорвал грамоту коммуны и заставил жителей поклясться в верности епископу.

Таким