не мог одолеть искушений там, где зло казалось для него выгодой, и проклятие веков заглушает в истории добрую славу Борисову. Блистая умом в делах внутренней и внешней политики, всегда осторожный и миролюбивый, Борис спокойно благоустроял Русское царство, старался казаться беспристрастным, но всегда готов был жертвовать теми, которых считал своими врагами, не затрудняясь ни знатностью их, ни важнейшими заслугами государственными 2. В глазах России и всех сносившихся тогда с Москвой держав он стоял на высшей ступени величия, как полный властитель царства, не видя вокруг себя ничего, кроме слуг безмолвных, или громко славословящих его высокие достоинства, не только во дворце кремлевском, в ближних и дальних краях России, но и вне ее, пред государями и министрами иноземными, получая на свое имя грамоты и дары от союзных венценосцев. Все видели в нем правителя царства и притом «правителя изрядного» (т. е. превосходного, выходящего из ряда правителей обыкновенных).

В то время, когда все дела внутренние и внешние зависели от правителя Годунова, только одно важное дело должно быть приписано собственному желанию царя Феодора: это учреждение патриаршества Московского и всея России. Со времен святого Владимира до царя Феодора, Русская иерархия не искала чести равенства с древними патриаршими престолами востока: Византия, державная и гордая, не согласилась бы на равенство своей иерархии с Киевской или Московской; Византия, раба Оттоманов, не отказала бы в том Иоанну III, сыну и внуку его. Русская митрополия в последнее время почти не зависела от Царьграда; Русского первосвятителя, с половины XVI столетия, называли «святейшим» и отличали особенным уважением, как предстоятеля Церкви обширной, наслаждавшейся благоденствием. Естественно, что благочестивый царь Феодор, услаждавший душу свою только делами набожности и благочинием церковных обрядов, желал почтить митрополита всея России саном Патриарха. К тому же надежда найти в Русском Патриархе защиту Православию, угнетенному на востоке игом мусульманства, а с запада теснимому папизмом, также располагала желать возвышения сана для Русского митрополита.

В 1586 году прибыл в Москву за милостыней Антиохийский Патриарх Иоаким. Благочестивый царь предложил Собору святителей и боярской Думе свое желание об учреждении патриаршеского достоинства в Русском царстве 3. Годунову поручено советоваться о том с Антиохийским иерархом. Иоаким, соглашаясь с мыслями благочестивого царя, обещал предложить это делу Собору патриархов.

На следующий год получен был ответ из Константинополя, что патриархи Цареградский и Антиохийский согласны с желанием царя и что они послали за Александрийским и Иерусалимским для совещания и решения соборного, положив отправить в Россию Патриарха Иерусалимского. Но нужды Церкви Цареградской потребовали, чтобы отправился в Россию не четвертый, а первенствующий между патриархами, Патриарх Константинопольский, к области которого издревле принадлежала Церковь Русская. В июле 1588 года прибыл в Москву святейший Иеремия, пастырь знаменитый как просвещением, так и страданиями за Церковь. Вся Москва была в радостном волнении, когда первенствующий святитель православного христианства, благословляя народ и душевно умиляясь его радостным приветствием, ехал на осляти к царю по стогнам Московским; за ним ехали на конях митрополит Монемвасийский (или Мальвазийский) Иорофей и архиепископ Элассонский Арсений. Когда они вошли в Золоту палату, Феодор встал, чтобы встретить Иеремию в нескольких шагах от трона; посадил близ себя, с любовью принял дары его: икону с памятниками страстей Господних, с каплями Христовой крови, с мощами святого царя Константина – и велел Борису Годунову беседовать с ним наедине. Патриарх передал правителю свою историю. Главной причиной бедствий, говорил Патриарх, был один отступник грек, который, променяв веру на выгоду земную, донес султану, будто Иеремия богат, будто храм его владеет сокровищами, которым нет цены: к тому же другой искал почести, от которой Иеремия готовился отказаться за старостью. Султан нарушил обещание Магомета II, давшего за себя и преемников клятву не вступаться в дела христианства, и велел Феолипту быть Патриархом без соборного определения. Иеремия смело напомнил через пашей о клятве султана, и султан сослал его на остров Родос, где пробыл он четыре года. Амурат отставил и Феолипта, ограбил церковь Божию, превратил патриарший храм в мечеть и возвратил Иеремию из заточения к новым скорбям. «Обливаясь слезами, – заключил Патриарх, – вымолил я у Амурата позволение ехать в христианские земли для милостыни, чтобы построить новый храм истинному Богу. Слышав о таком благочестивом царе, пришел я сюда, чтобы помог нам царь в наших скорбях». Затем первосвятитель объявил, что прибыл с соборным определением об открытии патриаршества в России.

Оставалось избрать Патриарха. Бедствия святейшего Иеремии возбудили в Феодоре желание успокоить страдальца-святителя в России, что, по мнению царя, возвысило бы и достоинство Патриарха Русского. Но представились затруднения. Если Патриархом Москвы будет не знающий языка русского, трудно иметь с ним сношения, особенно по делам тайным; не хотелось также доброму царю огорчить Иова лишением Московской кафедры, особенно при просьбе правителя Бориса за Иова. Итак, царь велел предложить святителю Иеремии: «Ты известил, что, по грехам христианским, султан воздвиг на Церковь и тебя гонение; посему благочестивый самодержец молит святыню твою остаться в Русском царстве и патриаршествовать на престоле Владимира и всей России с именем вселенского; он обещает во всем успокоить тебя и твоих». Иеремия искренно благодарил доброго царя; но дал заметить, что, оставаясь вдали от царя, будет он бесполезен и для Русской, и Константинопольской Церкви, наконец, сказал, что желает лучше разделять скорби той Церкви, которую, «как мать, восприял», и куда его зовут скорби епископов и всей паствы. Святителю предлагал вторично о том же и Собор русских пастырей; но он опять отказался и благословил Государя избрать собором Патриарха Русского, с тем чтобы и вперед патриархи поставлялись в России своими митрополитами, по чину церковному, не испрашивая разрешения Восточных Патриархов.

Собрался многочисленный Собор русских пастырей, и царь предложил им сделать совет о Патриархе. В храме Успения Богоматери, в приделе Похвалы Ее, где совершалось вообще избрание пастырей, происходило совещание о назначении великого первосвятителя Русской Церкви. По окончании совещания Патриарх принял на себя представить царю имена трех избранных, и вынулся жребий митрополита Иова. Поставление Патриарха происходило 23 января 1589 года. Престол, покрытый парчой, для царя и два стула, обитых темным (смиренным) бархатом, для патриархов, поставлены были на амвоне, возвышенном 12 ступенями от помоста храма; по сторонам были скамьи для архиереев. Нареченный Патриарх исповедал на орле пред лицом всего Собора, перед Богом и избранными ангелами Церкви его праведную и непорочную веру. По прочтении символа веры, взойдя на амвон, он приял осенение патриаршее и целование епископов и, поклонясь, удалился в придел Богоматери.

Когда служивший Патриарх со всем собором епископов взошел на малом