В 1949–1950 годах между Кеннаном и Оппенгеймером на основе взаимного уважения и образованности сложились близкие дружеские отношения. Оппи пригласил Кеннана в Принстон на секретный семинар по ядерному оружию. Кроме того, Кеннан имел много дел с Оппенгеймером по вопросу доступа Великобритании и Канады к урану. «Он держал уровень очень высоко, — отзывался Кеннан об этих встречах, — был очень подвижен в интеллектуальном плане, точен и проницателен. [На этих встречах] никто не желал заниматься пустяками, все стремились проявить свой интеллект с наилучшей стороны».

Кеннан еще раз приехал в Принстон 16 ноября 1949 года в разгар дебатов о супероружии. Он долго беседовал с Оппенгеймером о «нынешнем состоянии атомной проблемы». Оппи визит друга «вдохновил». Взгляды Кеннана показались ему «не догматичными» и «близкими по духу». На тот момент Кеннан предполагал, что в ответ на появление бомбы у Советов президент мог бы объявить мораторий на создание супероружия. «Ваши предложения, — написал Оппенгеймер Кеннану на следующий день, — показались мне вразумительными…» В то же время он предупредил, что «в нынешнем общественном климате» их не воспримут в Вашингтоне те, чья идея безопасности «приобрела застывший, окончательный вид». О том, насколько окрепло политическое чутье Оппенгеймера, свидетельствует следующее предупреждение: «Мы должны быть готовы встретить и преодолеть возражения тех, кто сочтет ваше предложение слишком опасным».

Получив это предостережение, Кеннан попробовал составить президентское заявление о решении «пока» не создавать водородную бомбу. Он выразительным языком изложил три емкие причины отказа от оружия «практически безграничной разрушительной силы». Его доводы отражали выводы, сделанные консультативным комитетом КАЭ. Во-первых, «это оружие не может ограничиваться чисто военным применением». Во-вторых, «абсолютной безопасности не бывает…», а ядерный арсенал США накопил достаточную мощь, чтобы сдержать любого противника. И в-третьих, «если мы встанем на этот путь, то и других невозможно будет удержать от вступления на него». Скорее наоборот — создание супербомбы почти наверняка подтолкнуло бы другие страны к таким же действиям.

Президент так и не выступил с этим заявлением. Тем не менее через полтора месяца Кеннан развил эти тезисы и включил их в восьмидесятистраничный доклад, освещающий проблему ядерных вооружений в целом. Он показал черновик доклада Оппенгеймеру, который нашел его «совершенно восхитительным». Этот провидческий доклад меньше известен, чем знаменитое эссе Кеннана, написанное в 1947 году для журнала «Форин афферс», в котором он выдвинул идею политики сдерживания, но тем не менее считается одним из знаковых документов начального периода холодной войны. Кеннан сам называл его «одним из важнейших, если не самым важным документом, подготовленным мной на государственной службе». Понимая, что доклад вызовет противоречия, Кеннан 20 января 1950 года отправил его Ачесону в качестве «личной записки».

Этот документ под названием «Меморандум о международном контроле над атомной энергией» предлагал пересмотреть базовые предпосылки, на которых основывался подход администрации Трумэна к бомбе и Советскому Союзу. Разделявший взгляды Оппенгеймера Кеннан указывал на опасность переоценки важности бомбы как панацеи от советской угрозы. Повторяя мнение Оппи, он писал, что «военные люди» ухватились за супероружие как ответ на появление атомной бомбы у русских: «Боюсь, что атомная бомба с ее расплывчатым и крайне опасным посулом “окончательных” результатов… простого решения глубинных проблем человечества будет мешать пониманию моментов, которое необходимо для проведения отчетливой и понятной политики, и уведет нас в сторону злоупотребления и разбазаривания национальной мощи».

Кеннан уговаривал Ачесона не поддерживать создание еще более ужасного оружия массового поражения — супербомбы, не попытавшись сначала договориться с Советами о всеобъемлющем контроле над вооружениями, как это предлагал сделать Оппенгеймер. Даже в случае неудачи переговоров, убеждал Кеннан, США не должны превращать атомное оружие в центральный элемент национальной обороны. Вместо этого американские официальные лица должны объяснить русским, что считают атомное оружие «избыточным элементом нашего основного военного потенциала, средством, которое приходится иметь под рукой на случай, если его используют наши противники». Чтобы удержать Советский Союз от бомбардировки Запада, достаточно, писал Кеннан, небольшого количества такого оружия.

До этого момента меморандум Кеннана следовал логике рекомендаций консультативного комитета КАЭ от 30 октября 1949 года. Его автор, однако, включил в документ еще одну мысль, незадолго до этого высказанную Оппенгеймером. Вместо того чтобы полагаться на большой арсенал атомных бомб, Вашингтону следовало существенно увеличить обычные вооружения, размещенные в Западной Европе. Советы, говорил Кеннан, должны видеть, что Запад готов выставить в Европе достаточное для сдерживания вероятного вторжения количество войск и вооружений. Подобное сдерживание обычными средствами позволило бы Вашингтону придерживаться политики «неприменения ядерного оружия первыми». Америка, утверждал Кеннан, должна «как можно быстрее двигаться в сторону исключения [атомного оружия] из национальных арсеналов вооружений, не требуя глубоких перемен в недрах советской системы».

Кеннан с отвращением относился к сталинскому режиму как к тирании, но не считал самого Сталина безрассудным политиком. Советский диктатор, естественно, был полон решимости защищать свою империю, однако это не означало, что он замышлял военную агрессию против западных союзников. Такая война неизбежно поколебала бы устои его собственного режима. Сталин понимал, что война с Западом могла закончиться гибелью Советского Союза. «Я был твердо убежден, — позднее говорил Кеннан, — что им до чертиков надоело воевать. Сталин не желал новой большой войны».

Другими словами, Кеннан считал, что Советы от вторжения в Западную Европу в 1945–1949 годах удерживала не атомная монополия Америки, а стратегический расчет. Теперь, когда Советы обзавелись собственной атомной бомбой, для Соединенных Штатов, по мнению Кеннана, не было никакого смысла влезать в гонку ядерных вооружений. Подобно Оппенгеймеру, Кеннан считал, что атомная бомба в конечном счете является оружием самоубийства, а потому бесполезна и опасна. Кроме того, он был уверен, что Советский Союз политически и экономически слабее США и что в перспективе Америка способна измотать советскую систему средствами дипломатии и «вдумчивым использованием нашей силы для предотвращения мирового конфликта…».

«Личная записка» на восьмидесяти двух страницах выглядела так, будто к ее созданию приложил руку сам Оппенгеймер, — настолько хорошо она отражала образ мыслей Роберта. Реакция на меморандум стала своеобразным политическим барометром, предвещавшим жестокую бурю. Документ разослали ответственным сотрудникам Госдепа, и все, кто его прочитал, негласно, но твердо его отвергли. Ачесон вызвал Кеннана к себе в кабинет и заявил: «Джордж, если ты будешь настаивать на своих взглядах по этому вопросу, то тебе лучше уволиться из внешнеполитического ведомства, уйти в монахи, встать на углу с жестяной кружкой и вещать: “Грядет конец света,