Шрифт:
Закладка:
Святейший отец провёл ладонью по лицу и пробормотал:
— Потрясающе… Гремучая стрела?
— Похоже на то, — кивнул Рэн.
— Их вроде бы используют кочевые племена, чтобы напугать неприятеля.
— Нет. Это стрела-целеуказатель. Её выпускает воин, который находится на возвышенности. Он подсказывает лучникам, куда стрелять. — Рэн покачал головой. — Впервые услышал, как она свистит. Режет слух. И никогда не думал, что такой стрелой можно попасть в цель.
— У этого юнца великое будущее, — заключил Святейший, наблюдая, как Гилан покидает ристалище под аплодисменты публики.
Грянули трубы, возвещая об окончании турнира.
— 2.34 —
Рэн вместе с Янарой и Лейзой спустился с помоста и поспешил в рыцарский лагерь, намереваясь проведать сэра Ардия. Святейший отец увязался за ними.
В палатке, освещённой масляными лампами, было жарко до умопомрачения, несмотря на откинутый полог и прорезанные ножом парусиновые стенки для создания сквозняка. Стоячий воздух пропах потом и кровью.
На земле и топчанах лежали раненые, среди них — Ардий. При появлении важных особ брадобрей и его помощники прикрыли тряпками оголённые тела рыцарей, чтобы не шокировать женщин видом ран.
Борясь с тошнотой, вызванной неприятным привкусом железа во рту, Янара взяла рыцаря за руку:
— Сэр Ардий, миленький вы мой. Как вы себя чувствуете?
Он скупо улыбнулся:
— Я в порядке. Простите, что встречаю вас лёжа, моя королева.
Следы ожогов покрывали его лицо как загар и не позволяли понять, насколько ему плохо. Только щёки ввалились и взгляд рассеянный.
Лейза прикоснулась губами ко лбу Ардия:
— Жара нет, уже хорошо.
— Его можно перевезти в замок? — спросил Рэн.
— Мы недавно остановили кровотечение, — отозвался брадобрей, протирая полотенцем серповидный нож. — Переждите ночь.
Лежащий на полу воин очнулся и застонал.
— Ударить? — спросил помощник, заправляя за ухо слипшиеся от пота и грязи волосы.
Брадобрей кивнул. Помощник склонился над раненым и занёс кулак.
— Что вы делаете? — вскричала Янара.
— А как ещё обезболить? — молвил брадобрей. — Только ударом по голове или придушением. Перед турниром мы хотели купить спирта в монастыре — нас прогнали как собак.
— Правильно сделали, — сказал Святейший отец, с брезгливым видом рассматривая сложенные на табурете иглы, щипцы и ножницы. — Человек рождён для страданий и должен терпеть. А участники турнира — тем более. Они нарушили запрет церкви.
— Слёзы мака запрещены, — продолжил брадобрей и, бросив нож на раскалённые угли в жаровне, вытер тем же окровавленным полотенцем свою шею. — А вином тут не поможешь.
Рэн взглянул на помощника с занесённым кулаком:
— Не при нас.
Тот опустил руку и отошёл от стонущего рыцаря.
Янара наклонилась к Ардию ещё ниже и прошептала срывающимся голосом:
— Вас били по голове?
— Нет, ваше величество. У меня небольшой порез. Я почти не чувствую боли. — Ардий перевёл взгляд на Рэна. — Он сказал «мир».
— Он не отбросил меч.
— Наверное. Я не уследил, каюсь. Мне не терпелось глотнуть воды. — Ардий облизнул растрескавшиеся губы. — Я привык, что в Дизарне рыцарское слово твёрже алмаза. Сам виноват. И вас подвёл.
Рэн поспешил его успокоить:
— Ну что вы такое говорите? Тридцать два ваших воинов стали победителями турнира. Когда такое было? Да никогда!
В палатку вбежал знахарь — один из троицы, отозвавшейся на призыв Киарана помочь Янаре и её новорождённым детям. Тяжело дыша, бросил на ноги Ардия котомку и упёрся руками в топчан:
— Староват я бегать. — Высморкался на землю. — Простите, ваше величество, аж нос заложило.
— А ты откуда взялся?
— Так это… турнир смотрел. Вашему рыцарю повезло, что я всё видел, а в ближней харчевне не успели отдать отходы свиньям. Надо снять повязку и приложить к ране заплесневелый хлеб, чтобы рана не загноилась. Так учил меня мой дед. Хлеб творит чудеса.
Рэн взял Янару под локоть:
— Идём, милая. Эта картина не для женских глаз. Черемех сделает перевязку, и сэра Ардия перевезут в замок.
Лейза поцеловала Ардия в щёку:
— Крепитесь.
Едва они направились к выходу, как голос Святейшего отца заставил их обернуться.
— Ты знахарь? — спросил иерарх, наблюдая, как старик достаёт из котомки заплесневелые ломти хлеба.
— Я целитель, ваше святейшество.
— Брадобрей?
— Нет, я бороды не брею.
— Значит, знахарь, — нахмурился Святейший. — Твоё место в лесу, а не в главном городе королевства. Благодари Бога, что защитники веры совершают объезд монастырей и молитвенных домов, иначе болтаться тебе в петле. Проваливай!
— Не уйду, — отрезал Черемех. — Король дал мне разрешительную грамоту. Мне позволено ходить где угодно. И позволено заниматься врачеванием.
Святейший отец посмотрел на королевскую чету с прищуром, не предвещающим ничего хорошего:
— Это правда?
— Я передумал, Черемех, — сказал Рэн.
Знахарь пожал плечами:
— Как скажете. — И начал складывать хлеб в котомку.
— Не хочу, чтобы ты скитался. Я назначаю тебя королевским лекарем. А ещё я хочу, чтобы ты открыл школу и набрал учеников.
Округлив глаза, Черемех пробормотал заикаясь:
— Я о таком боялся мечтать, ваше величество.
Святейший ударом ноги опрокинул табурет с инструментами и удалился. Даже доносящиеся снаружи шум и гвалт не заглушили гневное позвякивание колец на его одеянии.
* * *
В сгустившихся сумерках Рэн проводил Янару и Лейзу до кареты, а сам отправился на пир, устраиваемый герольдами в рыцарском лагере. Проходя мимо шатра с тёмно-коричневым вымпелом на парусиновой крыше, заглянул внутрь. Гилан сидел на табурете, Киаран и двое Выродков обматывали его грудную клетку широкими полосами холста.
— Вы ранены, сэр Гилан?
— Ерунда, — отозвался подросток.
— Два ребра сломаны, — сказал Киаран и прикрикнул на Выродка: — Не так туго! Он же не сможет дышать!
— А вы ещё скакали на коне и стреляли из лука, — с досадой вымолвил Рэн, рассматривая багровый бок юного рыцаря.
— У меня ничего не болит. Честное слово.
— Ты до сих пор возбуждён, поэтому ничего не болит, — пробурчал Киаран. — Сейчас успокоишься и узнаешь, что такое боль в рёбрах.
— Можно побыстрее? Меня ждут на делёжке.
— Никакой делёжки! Ты едешь со мной в замок.
— Ну уж нет! Делёжку и свой первый рыцарский пир я ни за что не пропущу!
Рэн кивком попрощался с Киараном и продолжил путь, огибая палатки и шатры. К нему присоединялись придворные, лорды и столичные сановники, успевшие проведать своих подопечных и фаворитов. Обсуждая выступление Гилана, толпа двинулась мимо костров, над которыми на вертелах шипели туши телят и баранов. Поодаль виночерпии откупоривали бочки и разливали вино по кувшинам.
За сколоченными из досок столами вовсю пировали
