— Но, но…

— Но! Кто из ваших свидетелей присутствовал при совокуплении?

— Ну…

— Следовательно, никто. А можете ли вы бесспорно исключить, что в означенное время Джейн Коллинкорт встречалась с кем-либо другим?

— Я бы попросил вас! — Жертва начала ускользать из лап паука.

— Заключили ли Джейн Коллинкорт и Уорик Троут в означенное время брачный союз?

— Ну… Нет, этого не произошло.

— Таким образом, констатируем следующее: брак между вышеозначенными особами заключен не был, равно как и свидетелей полового акта не имеется, и не может быть полностью исключено, что Джейн Коллинкорт имела в означенное время контакты с другими мужчинами. Помимо этого, по определению отец ребенка, рожденного вне брака, будь он даже на самом деле отцом, не может иметь права на наследство. Или в Англии есть такие прецеденты и вы можете мне их назвать, господин коллега? Ага, не можете. Так я и думал. И тем не менее вы позволяете себе на основании сомнительных предположений заявлять притязания на дворец, поместье и обширные землевладения?

— Сэр, я должен…

— И все это в пользу некоего подмастерья по имени Уорик Троут! А где, собственно, сам претендент? Он хотя бы поставлен в известность о выпадающем ему счастье? Или такового вообще не существует? А если и существует, не в одной ли вы с ним лодке? — Маленький ученый угрожающе повысил голос. — Бумага все стерпит, господин коллега, а вот против природы не попрешь! Вы когда-нибудь давали себе труд осмотреть галерею предков Коллинкортов? Нет? Так сделайте милость, потрудитесь! И вы сами установите, что все предки ребенка Джейн по мужской линии имеют ярко выраженную ямочку на подбородке. А теперь соблаговолите бросить взгляд на этого мужчину, — он указал на Витуса. — Она наличествует и здесь, не говоря уж о других чертах фамильного сходства. Отгадайте, что бы это значило?

— Ничего это не значит! — Хорнстейпл больше не выглядел напыщенным и уверенным в себе, скорее чересчур нервным. Паук отступил. — Имущественные отношения никоим образом не регулируются внешностью, и обязанность доказывания…

— Галиматья! Dominus habetur qui possidet, donec probetur contrarium! Эта древняя правовая норма имеет законную силу и в Англии. А если ваша латынь не на том же уровне, что и ваше тщеславие, дам себе труд перевести для вас: собственником считается тот, кто владеет, до тех пор пока не будет доказано обратное. А так как не вызывает сомнений то, что Витус из Камподиоса владеет этим дворцом и всем прочим к нему относящимся, проживает здесь de facto[107] и признается хозяином, он также является и собственником. По крайней мере до тех пор пока вы, господин коллега, не будете в состоянии логично и убедительно доказать обратное. Подводя итог, констатируем: окажись Витус из Камподиоса при определенных, крайне сомнительных, обстоятельствах не Коллинкортом — я подчеркиваю: при определенных, крайне сомнительных обстоятельствах, — это также не имеет никакого значения, пока вы, господин адвокатус, не будете в состоянии доказать свои голословные утверждения. На вас лежит обязанность доказывания, не на нас!

Витус, который часто кивал во время страстной аргументации маленького ученого, холодно сказал:

— Во всем прочем с настоящего момента вы освобождаетесь от своих обязанностей моего поверенного. Ищите себе другого доверителя.

Не произнося ни слова, Хорнстейпл подхватил свои бумаги и удалился.

Когда за ним закрылась дверь, Витус шумно выдохнул:

— Что за бес вселился в этого человека? Столько язвительности, столько недоброжелательства, столько наглости! Для нас, думаю, он не велика потеря! А тебе, сорняк, я должен сделать комплимент. В своей речи как защитник ты был великолепен! Вполне достоин Цицерона.

— Да ладно тебе! — Магистр взял с тарелки пирожок с крольчатиной. — И не надо сравнивать меня с Цицероном. Он, конечно, был выдающимся юристом и оратором, но ко всему прочему его казнили, а голову и руки выставили на ростре — ораторской трибуне.

Арлетта прикрыла рот рукой:

— Боже, какой ужас!

— Да, времена тогда были не менее жестокие, чем сейчас. Но не терять же из-за этого аппетит! И из-за крючкотвора Хорнстейпла тоже не стоит. Пирожок просто тает на языке!

— Я больше не в состоянии. Да и немного нехорошо мне что-то. Так все было замечательно, и вдруг это чудовище Хорнстейпл!

— Ради бога, любимая! — Витус вскочил и бросился к ней. — Не волнуйся, любимая! Сейчас выясним причину.

— Но я совершенно не волнуюсь.

— Да, да, конечно. Твое недомогание, разумеется, могла вызвать неслыханная наглость Хорнстейпла, не зря же народное присловье гласит: он у меня сидит в печенках! А могли и пирожки. Я не пробовал, может, они испорчены?

Магистр возмутился с набитым ртом:

— Не мели чепухи! Они просто воздушны!

Арлетта отняла свою руку у Витуса, который собирался проверить пульс.

— Дорогой, не поднимай столько шуму из-за легкого недомогания, — она улыбнулась ему. — Для него может быть простая, совершенно естественная для женщины в моем положении причина.

— Что? Ах, я дурак! Ну конечно, ребенок!

У Витуса камень свалился с души. Это был первый раз, когда Арлетта на что-то пожаловалась в его присутствии. Даже во время тряского путешествия в экипаже по дорогам юга Англии она ни разу не проронила ни слова. Поэтому он сейчас так и встревожился.

— И все-таки ты должна щадить себя. Лучше пойди приляг!

Он ожидал, что Арлетта станет возражать, но она не стала. Это несколько обеспокоило его.

Вечером легкое недомогание вылилось в сильный жар. Обеспокоенный Витус сидел на краешке широкой кровати под пологом, на которой лежала Арлетта, и прощупывал ее пульс. Пульс был частый и неровный. Как и днем, она попыталась вырвать свою руку:

— Оставь, дорогой, чуть поднялась температура, что с того? — она старалась улыбнуться, но это ей плохо удавалось.

— Повышенная температура может иметь множество причин, — размышлял Витус вслух. — Надеюсь, ближайшие часы покажут, в чем причина у нас.

— В ближайшие часы я хочу поспать. Может быть, завтра я встану совершенно здоровой, — она беспокойно поворочалась. — У меня так болит голова! И свет слишком яркий!

Витус отослал Хартфорда за кастрюлей воды, чтобы поставить ей холодный компресс на лоб. Свет в спальне вовсе не был ярким, но, тем не менее, он потушил все керосиновые лампы, кроме двух, слева и справа от кровати. Когда вошел Хартфорд с кастрюлей и Витус повернулся к нему, позади него раздался клацающий звук. Это Арлетта стучала зубами. Ее знобило. Она стонала, но пыталась при этом улыбнуться.

Витус отставил кастрюлю и ободряюще сказал:

— Кажется, жар никак не решит, что ему делать: то ли напасть на тебя,