Шрифт:
Закладка:
О печати: Franklin S. The Russian Graphosphere, 1450–1850. Cambridge: Cambridge University Press, 2019.
О паспортах: Franklin S. Printing and Social Control in Russia 1: Passports // Russian History. 2010. Vol. 37. Р. 208–237, а также, вкратце: Le-Donne J. Ruling Russia: Politics and Administration in the Age of Absolutism, 1762–1796. Princeton: Princeton University Press, 1984; Matthews M. The Passport Society: Controlling Movement in Russia and the USSR. Boulder, Colo.: Westview Press, 1993.
Об эпидемиях: Alexander J. Bubonic Plague in Early Modern Russia: Public Health and Urban Disaster. Oxford: Oxford University Press, 2003; Clendenning P. Dr. Thomas Dimsdale and Smallpox Inoculation in Russia // Journal of the History of Medicine and Allied Sciences. 1973. № 28. Р. 109–125; Crosby A. Ecological Imperialism: The Biological Expansion of Europe, 900–1900. Cambridge: Cambridge University Press, 2004.
Глава 17
Сословия, крепостные и общество в движении
Общественное развитие в России XVIII века было отмечено многочисленными противоречиями. С одной стороны, если в Европе сословные структуры ослаблялись, то в России государство, напротив, целенаправленно создавало привилегированные сословия. После введения подушной подати при Петре I все подданные, ради удобства налогообложения, были отнесены к одной из немногочисленных социальных категорий. Массовые рекрутские наборы привели к появлению категории «солдат», неподатных, но уязвимых в социальном плане (в нее входили и дети военнослужащих). Религиозные реформы положили начало складыванию наследственного духовного сословия. Введение Табели о рангах и городские реформы дали толчок формированию отчетливого самосознания у дворянства и буржуазии. К концу XVIII века слово «сословие» определяло если не все, то большинство социальных групп внутри империи; принадлежность к сословию зависела от служебных обязанностей, налогового статуса, места проживания, общины, к которой относился человек, и его мобильности.
С другой стороны, происходившие в это время резкие перемены размывали установленные законом категории. Имперская экспансия привела к тому, что в границах страны оказались десятки групп, уникальных по своей этнической, классовой или конфессиональной принадлежности. Демографический и экономический рост склонял людей заниматься торговлей и производством, не соблюдая сословных границ: крепостные и государственные крестьяне торговали, купцы приобретали крепостных через посредников-дворян, дворяне вкладывали капитал в рудники и заводы. Как обнаружила Элисон Смит, некоторые подавали прошения о переходе в другое сословие, но большинство просто пользовалось открывавшимися возможностями. Исследователи старались понять, как разрешить эти противоречия. Имела ли значение сословная принадлежность? Являлись ли сословия аналогом европейских «штатов» (estates, états)? К чему приводило деление общества на сословия – к повышению его сплоченности или к торможению перемен?
Исследования в области социальной и культурной истории, микроистории, местной и региональной истории, другие подходы, которые позволяют оставить в стороне величественные конструкции и пронаблюдать за жизнью людей, демонстрируют колоссальную изменчивость общества и идентичности в русской империи раннего Нового времени. Возникали все новые правовые категории и признанные группы: дворяне, купцы и духовенство, солдаты, крестьяне и крепостные, плательщики ясака, прибалтийские юнкеры, казаки, немцы-колонисты, индийские и бухарские купцы. Но и внутри этих социальных групп царило огромное разнообразие, связанное с неодинаковостью жизненных обстоятельств – таких, как регион, этническая принадлежность, религия, экономическая деятельность. И крестьяне, и крепостные, и горожане не были сколь-нибудь однородными группами. Часто экономические возможности и образование были важнее правовых категорий: у провинциального дворянина имелось больше общего с образованным местным купцом, чем с обедневшим дворянином. В этой и следующей главах мы исследуем социальное разнообразие России и начнем с крупных демографических сдвигов в масштабах всей империи.
РОСТ И МОБИЛЬНОСТЬ НАСЕЛЕНИЯ
В XVIII веке население России находилось в постоянном движении: с 1646 по 1796 год территория империи увеличилась с 14,1 до 16,6 миллиона квадратных километров, и на этом пространстве проживало свыше 25 этнических групп. Большинство жителей страны были официально прикреплены к месту своего обитания (помещичье имение, государственная деревня, город), но, несмотря на это, перемещались. Крепостные втайне бежали от хозяев; власти отправляли подданных в приграничье и прикрепляли их к заводам, поощряли въезд иноземцев; помещики переселяли своих крепостных в черноземные районы; как государственные, так и помещичьи крестьяне находили сезонную работу в городах и на заводах. В основе этого движения лежали поступательное экономическое развитие и бурный рост населения.
Это столетие в России, как и в Европе, было ознаменовано демографическим подъемом. Население страны увеличилось за 100 лет на 75 %, согласно данным ревизий (начиная с 1718–1724 годов, они проводились каждые 15–20 лет). В 1724 году оно составляло, по оценкам, от 14 до 15,6 миллиона человек; в 1744 году – 18,2 миллиона, в 1762-м – 23,2 миллиона, а в 1796-м – 37,4 миллиона. Население Европейской России с 1718 по 1762 год – еще до крупных территориальных приобретений – выросло почти на 34 %. Во второй половине века темпы роста составили 66 % (как в Великобритании и намного больше, чем во Франции), что приблизительно на треть было связано с захватами земель (значительная часть их была редконаселенной, следует учитывать и смертность в результате войн), остальное – с естественным приростом.
Движение населения определялось преимущественно сельскохозяйственными соображениями. Черноземные области стали доступны именно тогда, когда на востоке Украины и в центральной России стала чувствоваться нехватка земли: средний надел государственного крестьянина сократился до четырех десятин или даже меньше, тогда как оптимальным размером считалось 15. В 1696–1796 годах благодаря внешней экспансии количество пахотной земли в Европейской России более чем удвоилось. В черноземных районах вокруг Тамбова, Воронежа, Рязани и Курска площадь обрабатываемых земель выросла на 60–100 %. Таким образом, территориальное перераспределение населения происходило естественным путем.
В какой-то степени миграция имела место всегда – низкое плодородие почвы в центре и на севере вело к интенсивному сведению лесов. Но тогда речь шла о небольших группах крестьян, не передвигавшихся на большое расстояние от исходного пункта. В XVIII веке процесс стал более систематическим, ввиду действий помещиков и государства – последнее методично заселяло территории близ засечных черт, затем отодвигало их. Как отмечает Брайан Бек, в интересах государства было ограничить свободное передвижение населения. К примеру, в первые
