поднимали его быстрее государства. В 1760-х годах помещики требовали с крестьян в виде оброка один-два рубля, власти – полтора. В 1770-е годы помещики получали от двух до трех рублей, государство же довольствовалось прежней суммой. В 1780-е годы, когда наблюдался рост инфляции, оброк помещичьих крестьян равнялся приблизительно четырем рублям, государственных – от трех с половиной до пяти рублей (ставки разнились в зависимости от благосостояния местности). Кроме того, была поднята и подушная подать (в 1769–1775 годах для посадских она составляла от 1 рубля 20 копеек до 2 рублей, с 1794 года все платили два рубля).

Все это подталкивало крестьян к поиску дополнительного дохода – приходилось наниматься на промышленные предприятия или на сезонные работы; особенно это касалось менее плодородных центральных и северо-западных районов. В центре, включая Владимирскую, Московскую, Калужскую, Ярославскую, Костромскую, Нижегородскую и Тверскую губернии, площадь обрабатываемых земель в XVIII веке увеличилась незначительно, при том что население росло. Две трети жителей этих областей были заняты в производстве льняных изделий, веревок и канатов, парусины, другой продукции. Московская и Владимирская губернии были лидерами по производству тканей. Между тем на западе (в белорусскоязычных землях, Новгородской, Псковской и Тверской губерниях) роль производства льна и конопли снижалась на протяжении столетия: перенаселенность толкала крестьян к выращиванию зерновых в ущерб скотоводству и садоводству. К концу века от 20 до 33 % взрослых мужчин занимались несельскохозяйственной деятельностью, формально оставаясь крестьянами. Как отмечает Бланшар, экономические изменения происходили «внутри крестьянского общества, а не вовне». На севере проживали главным образом государственные крестьяне, издавна предпочитавшие получать доход не с земли, а от рыболовства, охоты, изготовления продукции, экспортировавшейся через Архангельск; производство там росло, как и в центре.

Иначе обстояло дело на новоприобретенных территориях, где земледелие было выгодным. В 1696 году обрабатываемые земли занимали 20 % площади страны, в 1796-м – 31 %: впечатляющий прирост за одно столетие (на 55 %), даже с учетом расширения империи. Начиная с царствования Петра I, дворяне приобретали (или получали от государства) земли в лесостепной зоне. При Екатерине II обширные завоевания и отодвигание укрепленных линий вызвали у дворян «земельную лихорадку» (по выражению Аркадиуса Кэхэна) – власти получали множество просьб о предоставлении поместий. Генеральное межевание 1760-х годов еще больше усилило этот процесс в центре, позволив выявить свободные земли, занятие которых увеличило перенаселенность в этих районах. В черноземной полосе (Тамбовщина, Воронежщина) площадь обрабатываемых земель в последние десятилетия XVIII века выросла на 60 % (на новых полях выращивали в основном пшеницу), а вокруг Рязани и Курска удвоилась. Чтобы получить наибольшую выгоду в эпоху растущих цен на зерно, бума экспортной торговли и высокой инфляции, помещики стали заменять оброк барщиной. В последней трети XVIII века на черноземных территориях 26 % крестьян платили оброк и 74 % отрабатывали барщину – обычно более трех дней в неделю. И напротив, в нечерноземных губерниях 55 % крестьян были оброчными, а 45 % – барщинными, причем последние, как правило, работали на помещика два дня в неделю (максимальное число, согласно Уложению 1649 года – три). Будучи в курсе злоупотреблений, Павел I издал указ о трехдневной барщине и запрещении работ по воскресеньям (и поскольку в некоторых местах барщина ограничивалась двумя днями, напуганные крестьяне решили, что их ждет увеличение срока).

Повсюду крестьяне занимались и земледелием, и отхожими промыслами – производством либо торговлей. Лишь 1,4 % населения целиком посвящали себя коммерции, но и при этом в 1780-е годы в Москве имелось более 6400 лавок, по всей стране устраивались сотни еженедельных ярмарок, где можно было увидеть главным образом крепостных и государственных крестьян. Сельские жители нанимались на различные работы, тянули баржи вверх по Волге, строили суда для отправки зерна по каналам в Петербург, работали на фабриках, держали лавки, вели лоточную торговлю на городских и деревенских ярмарках. С наступлением в 1780-е годы аграрного кризиса – по причине засухи, снижения урожаев в центре из-за чрезмерно интенсивной эксплуатации земель, инфляции и денежного кризиса – сельскохозяйственный сектор адаптировался к нему привычным для себя образом: помещики стали выделять больше ресурсов для экспортного земледелия, крестьяне обращались к ремеслу и производству (в центре преимущественно текстильному и железоделательному), а освоение причерноморских и прикаспийских областей позволило направлять на экспорт значительное количество сала и мяса. Крестьяне пострадали из-за ухудшения рациона и снижения доходов, но к XIX веку наметился новый экономический подъем.

Крепостная экономика была выгодна для землевладельцев. Цены на взрослых крепостных и поместья с крестьянами в XVIII веке постоянно росли – быстрее, чем, например, цены на зерно и промышленные товары. Борис Миронов выяснил, что с начала XVIII по середину XIX века оброк и прямые налоги, уплачиваемые государственными крестьянами, выросли в 2,8 раза, а цена на крепостных – вчетверо. Неудивительно, что, поднимая восстание в 1774 году, Пугачев обещал освободить крестьян от помещиков.

Подати, оброк и барщина были лишь наиболее заметными из крестьянских обязательств в этом столетии. Все податные люди – посадские, крепостные, государственные крестьяне – выполняли также различные повинности в пользу общины, города, помещика и государства: в их число входили перевозка припасов для армии при передвижении войск, предоставление помещений для расквартирования воинских частей (на шесть-восемь месяцев в году), строительство и починка дорог и мостов и так далее.

НЕЗАКРЕПОЩЕННЫЕ КРЕСТЬЯНЕ

Нельзя сказать, что крепостничество определяло облик Российское империи. Крепостные составляли около половины от общего числа крестьян, проживая главным образом в центре (зона смешанных лесов) и в центрально-черноземных регионах. Остальные же крестьяне зависели не от помещиков, а от короны, церкви, Коллегии экономии (после 1764 года) либо государства; мы, однако, будем называть всех их для удобства «государственными крестьянами». Сосредотачивались они преимущественно на окраинах империи. В зоне хвойных лесов – на севере, Северном Урале, в Сибири, – где крепостное хозяйство не могло обеспечить дворян должным образом, крепостное право было экономически несостоятельным. Здесь жили свободные (черносошные) крестьяне различного происхождения, включая представителей народов Поволжья и Северного Урала (татары, вотяки (удмурты), мордвины, чуваши, черемисы (марийцы)), которые уплачивали подати и несли повинности только в пользу государства. Значительная концентрация государственных крестьян наблюдалась также в южных степях, по мере того как к крестьянам причислялись различные категории лиц, несших военную службу: однодворцы, дворяне, стрельцы, провинциальные казаки и другие лица, причастные к военному делу, но слишком бедные, чтобы содержать себя самостоятельно. Крестьян, находившихся в собственности царствующей фамилии, становилось все меньше (9 % всех крестьян в начале столетия, 5 % – в конце) по мере раздачи земель императорским фаворитам, и они были рассеяны по всей стране, как и «экономические крестьяне» (бывшие монастырские и церковные). В Левобережной Гетманщине крестьянские переходы разрешались