Шрифт:
Закладка:
Солнце клонилось к закату. На хозяйственном дворе отец Силуан стучал молотком.
– Миша, бери своих помощников, и принесите воды, – крикнул он.
Похватав ведра, они спустились к роднику. Пока набирали, быстро стемнело. Изящный маленький храм с цифрой 1913 темнел рядом таинственным остовом прошлого.
– Это единственный храм, который дожил до нашего времени. – Михаил погладил шершавые серые камни стен. – Во время войны немцы добили остатки монастыря. Боясь партизан, спалили охотничий домик Николая II, ну и все, что могли сжечь. Этот тоже взрывали, но уничтожить не смогли. Он добротно сделан, из шунгита. Здесь, прямо под алтарем, сливаются в один два родника – Космы и Дамиана. Хотите посмотреть?
Он открыл храм и, убрав коврик с пола, поднял деревянную крышку. Под крышкой бурлила, будто в котле, вода. Пенилась пузырьками, пучилась, закручивалась в кольца и водовороты.
– Главная наша святыня. До революции тут даже велась летопись исцелений, но мы не ведем. У нас тут один грузин был, почками болел. Врачи на него рукой махнули, а у нас он вылечился. Теперь иногда приезжает, потрудиться в знак благодарности. А другой парень, местный, исцелился от рака крови. Даже икону нам в подарок вышил, бисером.
Они долго глазели во тьму колодца.
– Вода живая, – наконец сказал Монгол. – А знаешь, где мертвая?
– Где?
– В Мертвом море.
После ужина они отправились на чердак. Это было длинное сквозное помещение с широкими окнами в скатах крыши. По обе его стороны между печных дымоходов были расставлены кровати и тумбочки.
– Хоромы!
– Смотри! Настоящие кровати! Это такие специальные штуки, на которых нужно спать! – Том недоверчиво коснулся одной из них. Осторожно лег сверху, не раздеваясь, и тут же уснул.
В монастыре
Он проснулся от негромкого звона колокола. Подтянулся на кровати, выглянул в окно. В робких утренних сумерках горел маленькими окошками деревянный храм. К нему спешили монахи.
«Нам же не обязательно», – сладко потянувшись, он перевернулся на другой бок и тут же уснул.
Проснулись они к полудню.
– Завтрак проспали! – расстроился Монгол.
Наспех умывшись, вышли во двор и сразу столкнулись с Мишей.
– Ага, проснулись? Я не стал вас будить. Поешьте, там еда осталась. А потом спросите у отца Силуана, чем ему помочь.
– А ты?
– А я отца Марка в город везу.
Отец Силуан стоял около дровника и рубил дрова. Делал это он как-то необычно. Вначале он ходил вокруг крупного пня, присматривался, цокал языком. Потом бил топором, но не по центру, а как-то вкось, с краю. Будто бы вовсе не колол, а разбирал, разваливал на части.
– Ну что, поели? Тогда давай работать. Ты, – кивнул он Монголу на гору чушек, – вот эти покороче таскай в один угол, а длинные в другой.
– А мне чем заняться? – спросил Том.
– А ты дрова руби. Умеешь?
– А что тут уметь? – Том даже немного обиделся.
– Ну и молодец. Держи. – Отец Силуан сунул ему топор и куда-то ушел.
Том зашел в дровник, вдохнул сильный, терпкий аромат свежеспиленного леса.
Полена были толстые и тяжелые. Некоторые пни в диаметре достигали до полуметра. Том выкатил одно полено, с трудом втащил его на пень для колки и, размахнувшись изо всех сил, вонзил в него колун. Топор вошел сантиметров на пять и застыл намертво. Том безуспешно подергал топорище, несколько раз опустил другое полено на топор. Ничего не изменилось. Тогда он поднял пень двумя руками и ударил обухом о другое полено. Это тоже не помогло. Топор накрепко, до звона, вошел в дерево. Том присел на чурбак, снял взмокшую футболку, размазал по лицу душистые опилки.
– Сюда, сюда! – откуда-то неподалеку доносились крики отца Силуана.
«Не хватало, чтобы увидел мой позор», – он вскочил и, упираясь в полено ногами, стал изо всех сил расшатывать топор. Затем приметил в углу сарая чугунный печной колосник и, ударяя им по топорищу, постепенно смог извлечь инструмент.
– А я, оказывается, – «специалист». Это тебе не городские полешки для шашлыка. Что же это за дерево такое? – Взяв щепку, он повертел ее в руках, и только тут увидел на светлой древесине характерные темноватые черточки-пунктиры.
– Это же дуб!
Скрипнула дверь, и он вздрогнул.
– Что, не получается? – В дверях, хитро улыбаясь в бороду, стоял отец Силуан.
– Я… Сейчас. – Том готов был провалиться со стыда.
– А ты полегче выбирай, – мягко сказал монах. – На трещинки смотри. Где есть трещинка – туда и бей. Дуб – он как человек. Твердый, тяжелый, упрямый. Но если правильно ударить, то легко колется. Если трещины нет, ты бей не по центру, а с краю. За топорищем следи. Топорище березовое, мягкое, а дрова твердые. Старайся его не ранить, а то мигом в труху превратишь. Сучки обходи, оставляй на потом, руби там, где их нет, а уже потом берись за самое трудное. Ну, не буду мешать.
Он улыбнулся, погладил бороду, и пошел по своим делам.
– Спасибо, отец Силуан! – крикнул вслед Том.
Он взял полено поменьше, нашел в нем трещину, ударил по ней. Полено легко лопнуло, разлетевшись далеко в стороны. Мало того: после первого удара пустили трещины и сами половинки. По большим он уже не лупил со всей силы, раскалывал их осторожно, с краю, будто резал на куски огромные деревянные торты. Работа начала спориться.
Монах пришел через полчаса, оглядел целую гору чурок.
– Во, другое дело. Ладно, пошли отдохнем.
– Я не устал.
– Все не устали, а отдыхать надо. Пошли, пошли!
Они сели около входа в корпус. Монгол, прикрывая глаза, блаженно щурился на солнце. Оно застыло в самом зените над монастырским ущельем, будто спешило прогреть все вокруг за короткое время здешнего светового дня. Из сонного полуденного анабиоза их вывел глухой удар: небольшая птичка врезалась в стекло распахнутой двери корпуса и замерла, упав на пороге.
– Там же по-русски написано: «Без благословения не входить», – вздохнул монах, и, встав, подобрал птичку. Это была синица. В его мозолистых ладонях она казалась совсем крохотной. Ее лапки поджались, глаза затянула белесая пленка. На вид она была мертва.
– Что ж ты, несмышленая, читать по-русски, что ли, не умеешь? – жалостливо проговорил монах, осторожно поглаживая черно-белую головку одним пальцем. Птичка не подавала признаков жизни.
– Эх, дуреха ты, дуреха. А деток твоих кто теперь кормить будет? Кто будет