В этих словах отражено представление о церковном календаре как серии Господских праздников, которые перемежаются с праздниками Богородичными. Такое соединение Патриарх Фотий считает вполне логичным и оправданным, потому что прославление Христа в опыте Церкви естественным и неразрывным образом сочетается с прославлением Богородицы. Она — корень, от которого произошла Отрасль, а потому с Ее именем и деяниями соединено каждое торжество в честь Христа.

Говоря о рождении Девы от бесплодных родителей, проповедник продолжает использовать образы из жизни природы:

Дева рождается из утробы неплодной, тогда как рождение было бы чудесным и в том случае, если бы Ее родители имели и прежде детей. О, чудо! Когда минуло время посева, тогда наступило время снятия плода; когда погас огонь желания, тогда возжегся светильник деторождения. Молодость не принесла цветка, а старость даровала отрасль. В цвете сил не было плода чрева, а в утробе отцветшей оказался всегда девственный Плод[1346].

Слушателям далее представляется история грехопадения первых людей и заботы Бога об их потомках, вершиной которой стало решение Божественной Троицы о «воссоздании сокрушенного творения». Но для этого необходимо было «найти человека одинаковой с нами природы, который имел бы правильное соблюдение законоположения, чтобы при посредстве его был побежден тот, кто злоумышлял против нас, и мы законной борьбой и победою избавились от виновника греха». Таким человеком стал Сам воплотившийся Бог: «Итак, Единому от Троицы надлежало прийти к людям, дабы и воссоздание принадлежало Тому, Кто был Творцом. Надлежало явиться на землю Сыну Божию, Тому, Кто от века был таковым и прославлялся». Но прийти к людям «невозможно было без воплощения, воплощение же есть путь к рождению, а рождение есть последствие ношения во чреве матери». Поэтому «надлежало приготовить на земле Матерь Творца для воссоздания падшего и притом Деву, дабы, как первый человек был создан из девственной земли, так и воссоздание его должно совершиться через Деву, и дабы рождение Создавшего было бессеменное»[1347].

Рождество Пресвятой Богородицы. Мозаика. XI в. Монастырь Дафни, Греция

Кто же мог удостоиться стать Матерью Бога? Только Та, Которая «чудесно произросла от бесплодного корня Иоакима и Анны», Которая «от самого рождения Своего сохранила тело чистое, душу непорочную и помыслы праведные», Которая с «детства была приведена в храм и шествовала святыми путями». Она и стала «истинным одушевленным храмом Даровавшего Ей жизнь», «явилась избранной Невестой, достойной небесного Жениха»; «блистая различными видами добродетелей, как звездами, и нося Солнце правды, Она в таком виде была познана всеми верными и послужила одеянием Царя всех»[1348].

Размышляя над таинством рождения Бога от Девы, проповедник восклицает:

О, чудо! Того, Которого вся тварь не вмещает, не тесно вмещает в себе девственная утроба; на Кого не смеют взирать херувимы, Того бренными руками носит Дева. Из утробы неплодной и нерождавшей исходит гора святая, от которой без участия каменотеса отсекся краеугольный многоценный камень — Христос Бог наш, Который Своею властью сокрушил державу демонов и царство ада. На земле изготовляется одушевленный и небесный сосуд, в котором Творец попалил Божественным огнем начатки нашего смешения и истребил посев плевел, приготовив Себе таким образом чистую пищу (φύραμα)[1349].

Богоматерь с Младенцем и предстоящими императором Иоанном II Комнином и императрицей Ириной. Мозаика апсиды храма Святой Софии, Константинополь. 1118 г.

Особый интерес для нас представляет 17-я беседа Патриарха Фотия, произнесенная в храме Святой Софии в Великую Субботу 29 марта 867 года в присутствии императора Михаила III (842–867) и его соправителя Василия I Македонянина, будущего императора (867–886). При произнесении проповеди в храме присутствует также большая группа бывших сектантов[1350], воссоединенных с Церковью: они стоят в белых одеждах[1351]. Главной же темой беседы является восстановление мозаики с изображением Богородицы в алтарной апсиде[1352].

Нам неизвестно, какие изображения размещались в храме Святой Софии, когда он был построен императором Юстинианом. Однако еще в доиконоборческую эпоху в алтарной апсиде появилось изображение Богородицы. Оно было уничтожено икоборцами первой волны, затем восстановлено, затем вновь уничтожено. После окончательной победы над иконоборчеством в 843 году прошла еще почти четверть века, прежде чем тщанием Патриарха Фотия мозаика была восстановлена.

Нас интересует именно та часть беседы, где Фотий говорит о значении образа Богоматери. Сначала он делает краткий экскурс в историю иконоборчества, крайне нелестно отзываясь об императорах-иконоборцах:

Благочестие ставит блистательные трофеи над христоборческой верой, а нечестие низложено и лишено своих последних надежд. И мнение полуварварских и растленных родов, тайком подползших к ромейской власти, которые были оскорблением и поношением для царей, их богоборно утвержденное мнение явилось для всех предметом ненависти и мерзостью. А наше [достояние] — достойная любви двоица царей благочестивых,

блистающая порфирой, связанная честнейшими из наименований — именами отца и сына, и цари не допускают, чтобы их отношения обманули эти наименования, но они соревнуются в том, чтобы предложить всем пример любви, превышающей человеческую. Их дело возвеличивается более ради Православия, нежели ради царского венца. A произведение, предстоящее нашему взору, обращает нас к соперничеству с ними [в любви][1353].

Иконоборческий собор 815 года. Миниатюра. 1066 г. Псалтирь Феодоры

Здесь под полуварварскими и растленными родами понимаются представители династии Исавров Лев и Константин Копроним, оба ярые противники иконопочитания. Двоица благочестивых царей — это Михаил III и усыновленный им Василий Македонянин. Патриарх Фотий приводит их в пример любви друг к другу. Печальная ирония судьбы заключается в том, что всего лишь через несколько месяцев Василий убьет Михаила и единолично завладеет престолом.

Следует красочное описание мозаичного образа Богородицы, восстановленного после продолжительного иконоборческого безвременья:

Таковыми нас приветствиями радует начертывающийся образ Девы… Так благодать Девы и через изображения радует, согревает, укрепляет. Дева, Матерь, на пречистых объятиях несет общего Создателя, как Младенца, преклонившегося [на Ее объятия] ради общего спасения рода человеческого… Столь точно искусство художника, как ответ на вдохновение свыше, превратило подражание в природу. И ведь подобно тому, как Она как бы с внутренней любовью сочувственно обращает взор к Рожденному, почти так же Она, сообразуясь с бесстрастием и сверхприродностью Сына, приводит начертанный взор в невозмутимое и ни от чего не зависящее состояние [внутреннего] расположения. Ты, пожалуй, скажешь: «Что если кто