явилась в комиссариат по снабжению и увидела там страшный переполох, шум и беготню. Ей стало понятно, что происходит что-то у большевиков неладное. Знакомые мужа ей подтвердили, что город эвакуируется и что ее мужу являться в ЧК не надо. Когда Ускова вышла на улицу, то увидела, что на столбах расклеены обращения советской власти о том, что город эвакуируется. Обрадовавшись, Ускова поехала сообщить об этом мужу на станцию Исеть. Проехав Верх-Исетский завод, она встретила двух конных людей, которые ей не были знакомы. Они направлялись от Коптяков в сторону Верх-Исетского завода. Один из них спросил кучера Усковой, можно ли проехать по дороге на Коптяки на автомобиле, на что тот ответил, что нельзя, так как дорога очень плохая. Там же неподалеку от места встречи с двумя незнакомцами она увидела знакомого ей техника Фесенко, который занимался земляными работами. Фесенко сказал Усковой, что проехавшие только что люди — большевистские комиссары Юровский, фамилию другого она забыла. Проехав еще далее, Ускова увидела еще одного неизвестного человека, которого она приняла за латыша, направлявшегося также в сторону Верх-Исетского завода.

Съездив к мужу на станцию Исеть, она провела там все 18 июля, а рано утром 19 июля поехала обратно в Екатеринбург через деревню Коптяки и Верх-Исетский завод. В Коптяках ее предупредили далее не ездить, так как около дороги стоит красноармейская застава и никого не пускает в город. Несмотря на это, Ускова поехала в сторону Верх-Исетского завода и, не встретив никакой охраны, благополучно добралась до Екатеринбурга. При этом Ускова обратила внимание, что дорога починена и на ней заметны следы проезжавшего автомобиля. Рассказ Усковой был пересказан следствию ее мужем и затем полностью подтвержден самой Усковой. При этом Ускова, ссылаясь на свое неумение определяться по местности, не смогла точно указать на место встречи с Юровским, отметив только, что было за Верх-Исетским заводом{996}.

Таким образом, в показаниях Фесенко и Усковых имеются большие противоречия в определении даты встречи с Юровским и его спутниками. По Фесенко, эта встреча была до 17 июля, а по Усковым — именно 17.

Эти противоречия приводят нас к очередной загадке. По логике вещей, встреча Юровского с Фесенко, а также с Усковой должна была произойти до 17 июля, ибо 17-го уже были выставлены красноармейские посты, не пускающие никого в зону уничтожения тел Царственных Мучеников. Следователь Н. А. Соколов прямо пишет об этом: «Ранним утром 17 июля было прекращено движение по Коптяковской дороге»{997}.

Таким образом, ни Фесенко, ни Ускова не смогли бы проехать к «Четырем Братьям», не наткнувшись на вооруженные посты красноармейцев, которые бы не пустили бы их дальше. Кроме того, по всем свидетельствам и воспоминаниям соучастников преступления, тела убитых в доме Ипатьева были вывезены к открытой шахте сразу же после убийства, ночью 17 июля. Если это допустить, то получается, что Фесенко работал возле открытой шахты, когда в ней или возле нее были спрятаны тела убиенных и сжигалась их одежда, и мимо этой же шахты проезжала Ускова. Этого, конечно, не могло быть ни при каких обстоятельствах. Отсюда сам собой напрашивается вывод, что Фесенко прав и неправильную дату называют Усковы.

С другой стороны, Усковы приводят конкретные факты и обстоятельства, указывающие на то, что все происходящее имело место 17 июля. Но какие конкретные доказательства приводят они при этом? Первое, это повестка, написанная на имя Ускова чекистами на 12 июля. Следствие утверждает, что ее Усков ему предъявил, но сама она в деле отсутствует. Сама по себе повестка никак не доказывает, что встреча Усковой и Юровского на Старой Коптяковской дороге имела место 17 июля, так как, по показаниям самого Ускова, он получил эту повестку только 15 июля. Все это проверить невозможно. Но вот описание Усковой Екатеринбурга заслуживает внимания. Ускова утверждает, что видела 17 июля расклеенные по городу листовки, где большевики объявляли об эвакуации города. «В среду 17 июля. — показывал ее муж, — когда она вышла из комиссариата к себе домой, то уже увидала на столбах в улицах города вывешенные объявления советской власти о том, что город эвакуируется, и таким образом окончательно убедилась, что большевики сдают город. Событие это Усков также хорошо запомнил, что это было в среду 17 июля нов. стиля»{998}.

Последнее утверждение Ускова довольно странно, так как он, по его же словам, 17 июля отсиживался в Исети и никак не мог знать о расклеенных в Екатеринбурге листовках. Но, кроме того, имеются еще более серьезные сомнения в правильности показаний Усковых. Дело в том, что объявления об угрозе Екатеринбургу появились лишь 18 июля 1918 года. 18 июля Областной Совет опубликован обращение к горожанам, в котором говорилось: «Не будем скрывать от вас, что Екатеринбургу грозит удар от чехословацких банд»{999}.

Таким образом, 17 июля Ускова не могла видеть афиши на столбах Екатеринбурга, а значит, она и ее муж вольно или невольно ошибались, когда указывали на 17 июля как на дату встречи с Юровским и Фесенко. Мы не будем разбирать причину этой ошибки, была ли она вызвана сознательной ложью или невольным заблуждением. Важно другое: встреча Усковой с Юровским, его спутниками и Фесенко была не 17 июля. Не могла она произойти и 17 июля, если предположить, что Ускова ошиблась и посетила Екатеринбург 17-го числа, когда действительно были расклеены афиши с объявлением об эвакуации города, так как 17 июля в Коптяковском лесу полным ходом шло уничтожение тел убитых в доме Ипатьева, и весь лес был оцеплен красными.

Но возможно еще и другое предположение. В 1919 году Ускова могла перепутать даты: 12 и 17 июля. Дело в том, что 12 июля был издан приказ красного командования войскам Северо-Уральского-Сибирского фронта, который начинался словами: «Враг у ворот!» (чехи стояли в 50 км от Екатеринбурга). Этот приказ был широко известен в городе и, возможно, расклеен на столбах. Не исключено, что Ускова перепутала приказ войскам от 12 июля и объявление большевиков о сдаче города.

Таким образом, мы можем быть уверены, что Юровский был в урочище «Четырех Братьев» по крайней мере за два-три дня до убийства и был неоднократно, что означает, что подготовка к злодеянию шла полным ходом уже 11–12 июля, то есть еще до возвращения Голощекина в Екатеринбург. Но здесь следует сказать еще два слова о Фесенко. Возможно, его работы возле Открытой шахты носили не такой уж невинный характер. Быков в своей книге пишет, что когда после убийства тела убитой