Убедившись, что пока все спокойно, и никакой угрозы поблизости не наблюдается, вывел Эндрю в коридор. Он лишь с готовностью следовал за мной, кидая в стороны перепуганный взгляд, который невольно задерживался на мертвых телах и кровавых следах, и постоянно повторял себе под нос едва различимое:

— Столько мертвых… столько мертвых…

— Здесь погибло много людей, — так же негромко пояснил ему, стараясь поскорее увести его от леденящих кровь картин, — но мы с тобой обязательно выберемся.

Как-то незаметно для себя самого перестал переживать только за свою собственную жизнь и раздумывать над своими недавними поступками: теперь меня больше всего волновало, как несчастный Эндрю отреагирует на такое количество запредельной жестокости вокруг нас. Не приходилось сомневаться, что обилие изувеченных, убитых с особой ненавистью и злобой мертвецов скажется на состоянии психиатрического пациента пагубным образом. Понимал, мне придется делать все, что будет в моих силах и даже за их пределами, чтобы спасти этого человека не только физически, но и душой — он был абсолютно беспомощен перед лицом того зла, с которым мы столкнулись, и теперь полностью зависел от моих слов и решений

Мы повернули направо, и увидел автоматические двери, ведущие в очередную очистительную камеру дезинфекции. За то время, что бродил в мрачных стенах психушки, эти двери стали для меня неким спасительным маяком — открыть большую их часть пациенты не могли из-за отсутствия у них электронных пропусков, а попытаться отыскать такой у кого-то из убитых ими же сотрудников они не догадывались.

— Пойдем сюда, — обратился к Эндрю, приставляя к считывающему устройству чип пропуска, — не переживай, через такие камеры уже проходил неоднократно. Главное, помни, когда мы окажемся внутри, нужно будет закрыть глаза и задержать на несколько секунд дыхание — раствор, который распыляется там, не токсичен, но если он попадет на слизистую, будет неприятно.

Эндрю не стал возражать и молча сделал все, что ему сказал, — спустя несколько секунд мы уже оказались на другой стороне, где было все относительно спокойно. Створки дверей плотно сомкнулись, и с облегчением взглянул на загоревшееся на панели изображение красного замка: что бы ни напугало пациентов в предыдущем блоке, оно осталось там.

Первая же дверь, показавшаяся за поворотом, оказалась проходом в небольшую, но относительно чистую душевую. Давно уже хотел смыть кровь и пот с лица, да и проверить, в каком состоянии на данный момент находились мои раны на ногах, тоже было неплохо — из-за крови, разлитой буквально повсеместно, бинты размокли, превратившись в какие-то грязные тряпки, и теперь мне оставалось только догадываться, какую страшную картину увижу, размотав их. В идеале повязки вообще было необходимо сменить. К ноющей боли в ногах уже успел привыкнуть, но больше всего меня пугала возможность разрыва волдырей, оставшихся от ожогов, — в таком случае мог получить не только столбняк, всю гамму гепатитов и венерических заболеваний, но и куда более страшный сепсис.

— Давай поищем бинты, мне нужно сменить повязки на ногах, — предложил Эндрю, и он опять не стал возражать.

У меня начинало складываться ощущение, что он от пережитых страданий потерял не только волю к жизни, но и всякую возможность критически оценивать происходящее, если оно у него было.

Мы двинулись дальше по коридору, заглядывая по пути во все комнаты и кабинеты. Как ни странно, прежде всегда молчаливый и замкнутый в себе Эндрю первый заговорил со мной.

— Не думал, что увижу тебя снова когда-либо, — грустным тоном проговорил он, в то время как обыскивал шкафчик на предмет наличия перевязочного материала, — когда тебя забрали, даже самые упрямые и наивные из нас потеряли последнюю надежду. Кое-кто говорил, что ты уезжаешь, чтобы рассказать всем о том, что тут с нами делали, спорил сам с собой об этом. Ему верил. Очень сложно отказаться от надежды, даже такому, как я. Когда тебя забрали, понял, что ошибся.

— Как вы узнали о том, что меня… забрали? — спросил, отгоняя неприятные воспоминания о событиях, которые на самом деле только предшествовали настоящему ужасу.

— Все слышали звуки борьбы в коридоре, — поникнув еще больше, продолжил Эндрю, — а потом, когда они стихли, старший вашей смены прошелся по всем палатам и рассказал нам о твоей судьбе. Сказал, что никаких поблажек больше не будет… — его голос предательски дрогнул, — что мы можем забыть о прогулках и даже перемещении по коридору. Хорошо помню стон, пронесшийся над палатой… Кто-то попробовал возмутиться. Ругаться начал. Сказал, что у него и так уже пролежни на спине. А ему ответили, здесь ему могут устроить даже его паралич.

Обернул голову и увидел, как Эндрю обреченно уселся на пол, опустив потухший взгляд вниз. Если бы знал о том, что творилось в стенах клиники все это время, если бы только понимал, в чем принимаю участие, сам того не ведая! Но ведь сам был виноват —