— Я беру синьору, — сказал Нормандец, развязывая шелковый пояс на руках девушки.

Он подхватил графиню и вскарабкался по склону рва, а матросы помогли барону освободиться от женской одежды.

Выбравшись изо рва, они бросились бежать к роще, а часовые палили наугад, все еще не понимая, кто и зачем поднял тревогу.

Беглецы остановились, только когда оказались под сенью пальм, и только тогда барон с удивлением заметил, что среди его спасителей была и принцесса, стоявшая в стороне, положив руку на седло своего коня.

— Госпожа… — пробормотал он. — Вы!..

— Я ведь сказала, что хочу повидаться с вами еще раз до вашего отъезда, — ответила Амина, прилагая немалые усилия, чтобы не выдать своего волнения. — Я счастлива, что вижу вас вместе с девушкой, которую вы любите.

Барон помолчал несколько мгновений, не находя слов, чтобы ответить. Он растерянно смотрел то на графиню, с удивлением разглядывавшую всех этих людей, то на принцессу.

Наконец он решился и, взяв за руку невесту, быстро подвел ее к принцессе и сказал:

— Этой госпоже я обязан жизнью, а ты — свободой.

— Женщине! — воскликнула графиня.

— Сестре Зулейка, принцессе Амине Бен-Абад.

Мавританка и молодая христианка приблизились друг к другу. Они немного поколебались, но потом обнялись.

— Вы простите моего брата? — спросила Амина. — Он любил вас.

— Госпожа, — ответила Ида, — я уже все простила.

Резким движением принцесса отстранилась. Глаза ее были полны слез.

— Поезжайте, — сказала она хрипло. — Возвращайтесь к себе, в прекрасную Италию, которую я когда-то так любила. Будьте счастливы и вспоминайте иногда об Амине Бен-Абад.

— Мы больше никогда не увидимся, госпожа? — сказал барон, взволнованный гораздо больше, чем ему казалось. — Мы были бы счастливы, если бы вы навестили нас под небом Италии, о котором так скучаете.

— Я родилась на земле Африки, — ответила Амина с глухим рыданием.

Потом она повторила несколько раз:

— Бог велик!

Нормандец, отошедший на опушку рощи, вернулся с криком:

— По коням! За нами погоня!

Он поднял графиню и посадил ее на лучшего коня. Все остальные были уже в седлах, кроме принцессы, кабилов и негра.

— Отправляйтесь, и да хранит вас Бог! — сказала Амина.

Она пожала руку барону, графине и мирабу, потом вернулась к своему коню, последний раз взмахнув рукой на прощание.

В этот миг послышался отчетливый топот лошадей по дороге, на которой стоял дом ренегата. Это были янычары Зулейка, примчавшиеся на звук выстрелов, поскольку часовые Касбы продолжали стрелять.

— Прощайте, госпожа! — крикнул в последний раз барон. — Мы вас никогда не забудем!

Отчаянный крик заглушил его голос: группа всадников неслась вверх по дороге с копьями наперевес.

— Вперед! — закричал Нормандец. — Нам надо обогнуть Касбу! Матросы прикрывают нас сзади!

Отряд стремительно двинулся вперед. Барон, не переставая пришпоривать своего коня, скакавшего бок о бок с конем графини, оглянулся и посмотрел в сторону рощи, где все еще оставалась Амина вместе с кабилами. Принцесса стояла под пальмой рядом с конем. Янычары, не заметив ее, продолжили преследование.

— Бедная женщина, — прошептал он. — Как она одинока!

Он подавил вздох и схватил уздечку коня Иды, чтобы тот не отставал.

Отряд, как ураган, пронесся мимо хижины мираба, обогнул Касбу, стараясь держаться от нее подальше, чтобы не попасть под огонь аркебуз, и спустился по противоположному склону, чтобы проникнуть в город.

Но со стороны города двигалась группа всадников. Она была меньше первой, но все же могла задержать их, и тогда другие смогли бы их догнать.

— Господин барон! — закричал Нормандец. — Приготовимся к бою! Вот вам мой ятаган!

— Мне он не нужен, я вооружен.

— В центр — мираба и графиню! Три человека сзади, прикрывать отступление! Заряжай!

Двенадцать лошадей обрушились на отряд берберов. Захваченные врасплох этой неожиданной атакой, не зная, кто перед ними, друзья или враги, алжирцы остановились.

— Дорогу! Приказ бея! — закричал Нормандец громовым голосом, чтобы сбить их с толку.

Они мчались вперед, зажав ятаганы в правой руке, пистолеты — в левой, а поводья — зубами.

Мощным натиском они опрокинули вражеский отряд, рубя правой рукой, стреляя левой. Им удалось выбить из седла с десяток всадников и ранить несколько лошадей. Не задержавшись ни на миг, они продолжили бешеную скачку к городу.

Им вслед неслись яростные крики:

— За христианами!

— Огонь!

— На помощь, всадники!

Прозвучало несколько мушкетных выстрелов, но беглецы были уже далеко. С бастионов Касбы раздался пушечный выстрел — сигнал тревоги для гарнизона в городе.

— Тысяча чертей! — воскликнул Нормандец. — Они обнаружили наш побег. Теперь за нами погонится все берберская конница.

Вдали, ближе к вершине холма, слышался галоп большого количества лошадей. Видимо, два отряда соединились и вместе пустились в погоню за беглецами.

— Бьюсь об заклад, Зулейк гонится за нами, — сказал Нормандец барону. — Этот человек не оставит нас в покое, он будет преследовать нас и в море.

— Мы сможем выйти в открытое море, прежде чем они успеют предупредить экипажи галер?

— Надеюсь, синьор. Вперед, друзья! Не жалейте лошадей! Через пять минут мы будем на борту фелуки.

Всадники пришпорили коней, и они понеслись по улицам с адским грохотом. Жители, уже и без того встревоженные пушечными выстрелами, долетевшими с Касбы и эхом отозвавшимися в городе, приникли к окнам. Алжирцы ожидали каких-то важных событий.

Слышно было, как со всех сторон сбегаются люди, звучат тревожные крики.

Ночной патруль, который попался нашим беглецам на углу площади, был опрокинут. Стражники так и не успели ни остановить всадников, ни даже вытащить оружие. Никакая сила не могла теперь сдержать стремительную скачку этого отряда, неудержимо рвавшегося вперед, наводя страх на всех.

Янычары, попадавшиеся им на пути, вместо того чтобы вступить в бой, разбегались, поскольку боялись не только беглецов, но и их преследователей, о приближении которых возвещали оглушительные крики и вопли.

Через пять минут Нормандец и его товарищи были уже на молу, в двух шагах от фелуки с поднятыми парусами, готовой отчалить в любую минуту.

— Спешиваемся! — закричал Нормандец, заслышав сзади стремительный галоп преследователей. — У нас едва хватит времени подняться на борт.

Резким рывком поводьев всадники остановили коней и попрыгали из седел. Барон взял на руки графиню и побежал к фелуке, корма которой была повернута к молу.

Первые всадники уже показались у входа в порт, с соседних улиц сбегались янычары.

— На борт! — кричал Нормандец.

Все они бросились на фелуку и обрубили канат, удерживавший корабль у причала; шесть матросов, остававшиеся на борту, ставили паруса по ветру.

К счастью, ветер был попутный, он дул с холмов на море. «Сулейман» сразу отчалил и повернул к выходу из гавани,