Рехи встрепенулся и помотал головой. Нет, не пошел бы: тогда их общий враг не выпустил бы из Бастиона отряд, перебив всех на выходе. Нет, путь к Лойэ отрезал этот монстр. Бастион опять отнял у Рехи возлюбленную. И вместо воссоединения они скитались по пустошам друг за другом, будто играя в догонялки. В этот раз вмешался даже не Двенадцатый. А кто-то… Кто-то еще. Кто-то другой. Рехи терялся в смутных догадках:

– Саат. Да ты ведь… тоже Страж Мира? Предыдущий!

– Не я, а мой отец. Вкитор. Предыдущий Страж, но он передал всю силу мне. Страж темных линий, Страж нового мира. Истинный Страж! А ты, жалкое подобие без знаний, оставайся там, где сидел. Если будешь хорошо себя вести, останешься в роскоши и довольстве.

– Проклятье! – прохрипел Рехи, добавив еще несколько срамных выражений в адрес жрецов и их прогнившего мира. Среди разрухи и всеобщей боли монстр возомнил себя королем королей.

– Увести его!

Черные линии отпустили, а в белые вцепиться не хватало сил. Рехи обступили ряды одинаковых стражников. Неожиданно один из них вздрогнул и растерянно спросил:

– Что происходит? Что мы здесь делаем? Эй! Ответит мне кто-нибудь!

На него воззрилось двенадцать синхронно повернувшихся людей. Одинаковые, как вылепленные из одной формы гипсовые барельефы. Людей, которых еще не приклеили к стенам, которых еще не пожрал Саат, чтобы убрать следы собственного разложения.

– Подойти ко мне, дитя, – добренько подозвал он.

– Не делай этого, – прохрипел избитый Рехи, с трудом разлепляя заплывающие синяками глаза.

– Страж? Почему вы здесь? Что с вами? – пролепетал испуганный мальчишка, роняя копье.

– Подойди! – прорычал Саат и обратился в монстра. Мальчишка-стражник закричал, но его виски уже опоясали раскрытые жвала. Кадык Саата задвигался, словно он жадно пил терпкое вино. Рехи сперва решил, что монстр откусит неугодному голову, но кровь не текла по острым клыкам.

«Точно. Ест мозг. Как и говорила Лойэ. Он ест их мозг!» – догадался Рехи, когда верховный жрец отпустил стражника:

– Так-то лучше, милое дитя.

Он сделал вид, будто благословляет его легким касанием ладони, хотя все присутствующие видели страшный обряд поедания. И они лишь ухмылялись вместе с лидером, когда несчастный мальчишка пополнил мрачные ряды одинаковых масок. Рехи всматривался в колыхание склизких веревок, замечая, как над головами каждого из этих одеревеневших существ черные линии сплели косматое гнездо. Вероятно, именно они теперь заменяли им разум. От них тянулись тонкие ниточки к Саату, множество коротких и длинных поводков. Рехи увидел их с высоты крепостной стены, и его вновь объяла паника: весь Бастион оплетали эти путы, которые жадно наматывал на пальцы верховный жрец.

– Люди – жалкие твари, которые хотят быть рабами. А главный их враг – разум. Из-за него начинаются войны, из-за него рушатся империи. Свобода воли – их проклятье, – провозгласил Саат, пока Рехи тащили вниз.

«Проклятье… Так попасться… Меня уже никто не вытащит. Значит, теперь незнакомцы. Я ведь не пришел в условленный час. Лойэ, прости. Прости меня! Надеюсь, ты не думаешь, что я вновь бросил тебя»! – твердил он, заклиная, чтобы сияющие светлые линии не порвались, не схлестнулись с темными. Но глаза затопляло неиссякаемое зарево Разрушенной Цитадели, и в ушах свистел не то ветер, не то издевательский смех Двенадцатого Проклятого.

Часть V. Выбор

Голод незнания

Верховный жрец Саат поглощал мозги людей. В головах у доверчивых глупцов оставались только черные линии. Поэтому толпы безумствовали от обожания, поэтому стражники не требовали лишних приказов. Он стал их коллективным разумом, как король насекомых.

Рехи обдумывал это долгими часами в одиночестве заточения. После случившегося он не спал двое суток, тупо сидел на каменном алтаре в тронном зале, раскачиваясь из стороны в сторону. Увиденное не желало укладываться в голове. Хотя у Ларта он сам не без радости участвовал в пиршествах людоедов, но здесь… Здесь все пропитала слишком забористая ложь, в которую, похоже, верил и сам правитель этого безумия.

«Ему нужны не просто люди, не просто мертвяки. Трупов на пустошах достаточно – ешь, сколько влезет. Нет, сначала ему надо выпить мозг, заменить его черными линиями, потом «замариновать» на стене в подвале. И только после этого пожрать. Гурман, к ящерам трехногим», – думал Рехи. Как ни странно, мысли выскакивали отчетливыми щелчками вместе с пробегавшими волнами дрожи.

Он не считал себя ни трусом, ни храбрецом, но признавал, что никогда в жизни не испытывал подобного ужаса. Стоило ему прикрыть глаза, являлся образ монстра с шевелящимися щупальцами и ртами-жвалами по бокам. К горлу подкатывала тошнота.

Саат бродил где-то рядом с тронным залом, чистый и красивый, но Рехи уже видел его истинный образ. Запах тлена и ядовитого разложения пропитал каждый угол замка, от него свербело в носу и царапало в горле.

Но хуже всего стегало бессилие и понимание чудовищного самообмана. Глупец! Глупец, который польстился на славу. Рехи казалось, что он бежал по ровному утоптанному песку, наслаждаясь быстрым движением. Но кто-то подло закопал на тропе острый камень, ранящий ступню. Доверчивый бегун споткнулся и с криками полетел под откос, в пропасть. Так он себя чувствовал – бесконечно падал, не замечая дна.

Внизу постоянно пели жрецы, их одинаковые голоса пожирали тишину, как их властитель трупы – с дробным хрустом, стройно, но без рвенья. И в этих молитвах не было жизни, не теплилось искры души в обращениях к нарисованным на стенах семарглам. Сожженные крылья позабыли далекий полет. И если в ком-то бился огонь свободной воли, то лишь до страшного обряда поедания.

– Пойдемте, Страж, – кивал Рехи Вкитор, провожая «символ культа» на очередную бессмысленную церемонию. Он говорил, и в его тоне не было насмешливости сына. Рехи принюхивался к кислому стариковскому поту, но не замечал в нем отпечатка мертвечины. Отчего же? Старик наверняка таил секрет. Какой-то очень старый и омерзительный, раз однажды породил монстра.

«Это все из-за черных линий? А если Страж на самом деле обречен создавать только чудищ?» – пугался Рехи, вспоминая Натта. Несколько раз подумалось, что это вовсе и не его малыш, если он соткан из чистых линий. Но Рехи прогнал такие домыслы, чтобы не искушать себя, свою веру в честность Лойэ.

Но почему она оставила здесь? Возможно, отряд бросил его, посчитав мертвым. Жестокие времена требовали тяжелых решений. Рехи и сам поступил бы так ради выживания группы. Хотя Лойэ или Ларта он бы ни за что не бросил. Но они, возможно, оба считали его мертвым.

«А какой я? Каким меня сделает Саат? Если