Шрифт:
Закладка:
– Отправьтесь от моего имени к господину префекту, возьмите у него его письма и пакеты, даже подождите, если понадобится, часа полтора. Господин префект – административная власть в департаменте… и т. д., и т. д.
– Как же! Пойду к префекту по его приказанию. Но что же будет с подарком? Говорят, что этот префект скряга… и т. д., и т. д.
Глава пятьдесят вторая
Генерал Фари уже месяц как снял через своего адъютанта, господина Меньера, помещение во втором этаже напротив зала Урсулинок, где должны были происходить выборы. Там он расположился с Люсьеном с десяти часов утра. Каждые четверть часа они получали донесения от секретных агентов генерала. Некоторые из агентов префектуры, осведомленные о вчерашней почте и видя в Люсьене будущего префекта в случае, если господин де Серанвиль провалит выборы, тоже присылали каждые четверть часа Люсьену коротенькие сообщения, писанные на клочке бумаги красным карандашом. Эти сведения всегда оказывались очень верными.
Процедуры, непосредственно предшествующие выборам, начавшись в половине одиннадцатого утра, шли положенным порядком. Председатель, самый старший по возрасту из всех избирателей, был человек, преданный префекту; он постарался принять меры к тому, чтобы у въезда в город задержали грузную берлину некоего господина Марконни, который, будучи летами еще старше, чем ставленник префекта, из-за этого прибыл в Кан лишь к одиннадцати часам. Тридцать чиновников, позавтракавших в префектуре, были встречены враждебными возгласами при входе в зал, где происходили выборы.
Среди избирателей в большом количестве распространялась маленькая листовка:
«Порядочные люди всех партий, желающие блага краю, в котором вы родились, устраните господина префекта де Серанвиля! Если господин Меробер будет избран депутатом, то господина префекта отрешат от должности или переведут в другое место. Какое нам, в сущности, дело до того, кто будет избран депутатом? Удалим префекта, этого каверзника и лгуна. Кого только он не обманул!»
К полудню выборы председателя собрания приняли самый дурной оборот. Все избиратели кантона Риссе, прибывшие спозаранку, подали голоса за господина Меробера.
– Придется опасаться, если его изберут председателем, – сказал генерал Люсьену, – что человек двадцать наших чиновников, людей робких, и пятнадцать дураков из деревенских избирателей, видя его в президиуме исполняющим самую важную роль, не посмеют вписать в свой бюллетень ничье имя, кроме его.
Каждые четверть часа Люсьен посылал Коффа справиться на телеграф; он сгорал от желания получить наконец ответ на свою депешу № 2.
– Префект вполне способен задержать этот ответ, – говорил генерал. – Было бы вполне в его духе послать одного из чиновников на ближайшую телеграфную станцию в четырех лье отсюда, по ту сторону холма, чтобы приостановить передачу. Делая подобные вещи, наш почтеннейший префект не воображает себя новым Мазарини, ибо он знает историю Франции.
Этой фразой славный генерал хотел доказать, что он тоже знает ее.
Маленький капитан Меньер вызвался сесть на лошадь и поскакать галопом к холму, чтобы взять под наблюдение работу второй телеграфной станции. Но господин Кофф попросил у капитана его лошадь и помчался сам.
Перед залом Урсулинок собралась по меньшей мере тысяча человек. Люсьен вышел на площадь, желая составить себе некоторое понятие об общем настроении, но его узнали. Толпа, когда она многолюдна, всегда ведет себя дерзко.
– Погляди-ка, вот это полицейский комиссар, ветрогон, присланный из Парижа, чтобы шпионить за префектом!
Люсьен остался к этому почти равнодушен. Пробило два часа, затем половина третьего; телеграф молчал. Люсьен сгорал от нетерпения. Он отправился к аббату Дисжонвалю.
– Я не мог больше откладывать голосование наших друзей, – заявил аббат с явно недовольным видом, но было ясно, что голосование он приостановил.
«Вот, – подумал Люсьен, – человек, который считает, что я посмеялся над ним, хотя он ведет себя со мною вполне честно; готов поклясться, что он задержал голосование своих друзей, правду сказать весьма немногочисленных».
В ту минуту, когда Люсьен с жаром пытался доказать аббату Дисжонвалю, что он не хотел обмануть его, запыхаясь, прибежал Кофф:
– Телеграф что-то передает.
– Благоволите подождать меня у себя еще четверть часа, – обратился Люсьен к аббату Дисжонвалю, – я пойду в телеграфную контору.
Минут двадцать спустя Люсьен вернулся бегом.
– Вот подлинный текст депеши, – сказал он. – «Министр финансов господину генеральному сборщику налогов. Выплатите сто тысяч франков генералу Фари и господину Левену».
– Телеграф еще что-то передает, – сказал аббату Дисжонвалю Люсьен.
– Я иду в комиссию, – заявил аббат Дисжонваль, по-видимому убедившийся в честности намерений Люсьена. – Сделаю все, что могу, для избрания нашего кандидата председателем; мы выставляем кандидатуру господина де Кремье. Оттуда я поспешу к господину Леканю. Я попросил бы вас отправиться туда без замедления.
Двери квартиры аббата Леканю были раскрыты настежь; в прихожей, через которую Люсьен и Кофф прошли бегом, толпилась масса людей.
– Вот, милостивый государь, подлинная депеша.
– Уже десять минут четвертого, – ответил аббат Леканю. – Смею надеяться, что у вас нет никаких возражений против господина де Кремье: пятьдесят пять лет от роду, двадцать тысяч франков годового дохода, подписчик «Débats», не посылал…
– Генерал Фари и я – мы одобряем кандидатуру господина де Кремье. Если он будет избран вместо господина Меробера, мы, генерал и я, вручим вам сто тысяч франков. А покуда в чьи руки хотели бы вы, милостивый государь, чтобы я передал эти деньги?
– Клевета подстерегает нас на каждом шагу, милостивый государь. Это уже много, если четырем лицам, как бы они ни были почтенны, известен секрет, который может дать ужасную пищу злословию. Я имею в виду, милостивый государь, вас, – сказал аббат Леканю, указывая на Коффа, – вас, милостивый государь, аббата Дисжонваля и меня. К чему посвящать в эти детали еще генерала Фари, при всем уважении, которого он вполне достоин?
Люсьен пришел в восторг от этих слов ad rem[112].
– Милостивый государь, я слишком молод, чтобы одному брать на себя ответственность за расходование на секретные цели столь крупной суммы… и т. д., и т. д.
Люсьен убедил аббата Леканю согласиться на привлечение к делу и генерала.
– Но я определенно настаиваю – и ставлю это условием sine qua non[113] – на том, чтобы префект не принимал в этом никакого участия.
«Славная награда за усердие, с которым он ходит к мессе», – подумал Люсьен.
Люсьен добился согласия господина Леканю на то, что сумма в сто тысяч франков будет храниться в шкатулке, от которой у генерала Фари и у господина Ледуайена, приятеля господина Леканю, будет по ключу.
Вернувшись в помещение,
