Она как будто уловила ход его мыслей, улыбнулась так мило, как только может сделать молодая красивая белокурая девушка.

— Они нас не слышат. Можешь хоть выпью кричать, хоть волком выть, — она вытащила из-под бронежилета знакомый медальон на цепочке. Сердце кольнуло второй раз. Это тот же самый, или просто такой же?

Влад прислушался. Вокруг было действительно необычно тихо. Да, всё, что было живого, всё погибло, но ветер продолжал гулять среди обожжённых деревьев, заставляя их стонать от боли, жалобно пел в обрывках проводов, свисающих с поваленных столбов. А сейчас — тишина. И только голос Джессики.

— Влад, я хочу договориться.

— То есть, завербовать? Как Гареева?

— Гареев — хороший агент, был, — поправила сама себя Джессика, — но для большой игры нужна группа единомышленников, Влад. Гареев решил, что сможет сам во всём разобраться. Он не хотел, да и не мог податься к своим: власти бы его отправили в камеру на долгие годы, а Комитет бы просто убил как предателя. Хотя, у каждого предательства есть свои причины, Влад. Да и что есть предательство? Желание жить — предательство? Желание, чтобы твои дети жили и были здоровы — предательство? Желание мести — предательство?

«Желание пить Баварское — предательство?» — дополнил смысловой ряд Влад, но не стал вступать в полемику в ответ на философскую эскападу Джессики.

— Так, значит, это всё-таки ваши люди на нас напали в Твери? — просто спросил он.

— О нет! То были люди Гареева. Как вы говорите: понабрал по объявлению. Нормальных-то твой пограничник со спецназом перебил, когда тебя из подвала вытаскивал, да и те были не первый сорт. Но убили майора не они.

— А кто тогда?

Зачем задавать вопрос, на который уже знаешь ответ, но в который до конца не веришь? Только для того, чтобы получить звуковое подтверждение своим догадкам?

— Ты же знаешь, Влад. Это сделал капитан. Сам спроси у него.

— У всех свои тайны, — покачал головой Влад. — Тем более, как ты сказала, они нас не слышат.

Хотя, может, и спрошу, тебе какое дело? Обязательно спрошу, но точно не тебе капать мне сейчас на мозг. Гареев был предателем, думал Влад, но сейчас меня интересует другой вопрос:

— Кто вы такие? Зачем всё это устроили? Убили миллионы ни в чём неповинных людей, и миллионы ещё погибнут.

На лице Джессики не дрогнул ни один мускул. Если не считать перепачканного пылью и грязью лица, он была в полной норме. Ну, почти, если учесть, что там, где были пятна засохшей крови, на одежде темнели соответствующие отверстия.

— Пойдём с нами, и я тебе всё расскажу, Влад. Всё не так просто.

— Думаешь?

— Поверь. Нет чёрного и нет белого. Идём со мной. Мы вылечим тебя. Ты будешь жить, Влад, и ни в чём не нуждаться. Поверь мне… нам.

— Вам?

— Да, нам. Просто поверь. Тебе кажется, что всё плохо, но на самом деле, всё может быть ещё хуже и для мира, и для тебя. Всё будет только хуже, Влад. Пойдём со мной, — она протянула ему руку.

На лицо сама собой наползла недобрая ухмылка.

— Посмотри на меня, Джессика. Ты же прекрасно понимаешь, что я не пойду, да и не дойду. Никуда я уже не дойду. Я держусь исключительно благодаря какой-то жиже из шприца. И знаешь, ещё что?

— Что?

— Сдаётся мне, ты просто тянешь время. Понять бы почему.

— Что ж, — она как всегда мило улыбнулась, обнажив идеальный белый ряд зубов, пожала плечами и нажала на курок своего МП-5, но выстрела не последовало. Ещё одно нажатие — тишина, лишь глухой щелчок бойка по перекошенному в патроннике патрону.

— Походу это судьба! — Владу хотелось расхохотаться.

В области сердца Джессики появилось пыльное облачко — пуля ударила в бронежилет, заставив Джессику пошатнуться.

Вторая пуля тоже угодила в корпус, заставив её сделать шаг назад, чтобы не упасть.

Влад шёл вперёд, продолжая стрелять. Он слышал выстрелы, но эхо, которое можно было бы ожидать, полностью отсутствовало.

Выстрел, еще выстрел. Пуля врезается в правое плечо женщины, и выпущенный из руки пистолет-пулемёт падает на землю. Она поднимает глаза, когда раскалённый ствол пистолета уже находится в десяти сантиметрах от её лба.

— Влад, — она пытается улыбнуться.

— К чёрту такой мир, Джессика! — Влад и нажимает на спусковой крючок.

Белокурая голова откидывается назад и тело, теряя равновесие, падает на свежевыпавший снег, разбрызгивая по нему ярко красную акварель.

— И тебя к чёрту, — добавляет он.

Опять. Он опять её убил. Его мучала совесть за прошлое убийство, но он всё равно сделал это снова, добавив ещё одного демона, который будет терзать его совесть до конца жизни, сколько бы она ещё не продлилась.

— Надеюсь, это была наша последняя встреча, — Влад всунул опустошённый пистолет обратно в кобуру и посмотрел по сторонам, прислушался.

Звуки вернулись. Скудные звуки умирающего мира. Надо идти к своим.

Когда он вернулся в здание полустанка, все уже собрались и были готовы идти. Складывалось ощущение, что что его отсутствия даже не заметили, а выстрелов не слышали.

— Всё? — это капитан. — Готовы идти дальше?

— Как будто у нас есть выбор! — Ставицкий.

— Ты словно сам не свой, — это Павел Владу.

— Посмотрел бы ты на себя, да зеркала нет, — ответил Влад.

Неужели ему всё это привиделось? Однако, если он сходит с ума, то в этом нет ничего удивительного.

— О чём задумался? — глядя на меняющего обойму в пистолете Влада, спросил Ставицкий.

О чём, о чём…

Влад достал из кобуры пистолет, проверил обойму — пустая. Да и пистолет заметно тёплый — недавно из него стреляли. Значит, всё-таки не привиделось. Значит он в своём уме.

— О предопределённости, Александр Николаевич.

Учёный внимательно посмотрел на Влада, хотел что-то ещё спросить, даже рот открыл, но не стал. Поправил рюкзак, и пошёл вслед за удаляющимися пограничниками.

Почему-то именно сейчас рассказать об очередной встрече с Джессикой и стрельбе в лесу не хотелось. Или, скорее, уже не имело смысла.

Они спустились с платформы, и пошли по грунтовой дороге, терявшейся в лесу, и вскоре натолкнулись на старый шлагбаум, покрытый облезлой краской, а рядом полусгнившая будка. Видимо, в ней когда-то находился охранник. Интересно, что он охранял в такой глуши.

Они пролезли под шлагбаумом и зашагали дальше.

Вскоре они снова вышли на старую железную дорогу, рядом с полотном которой по обе стороны находился перрон и какие-то хозяйственные постройки, полуразвалившиеся от времени.

Над дорогой возвышалась довольно живописная скала, бывшая частью горного массива. Ржавые рельсы терялись в темноте тоннеля, вырубленного в базальте гор.

— Нам