В то время самыми молодыми учителями Хогвартса числилось трое: сама Трелони, декан Слизерина Северус Снейп и преподаватель магловедения Квиринус Квиррелл. Сходный возраст нередко сближает людей, в случае Снейпа и Квиррелла так и произошло, но Трелони подружиться с ними не удалось. Декан питал к ней необъяснимую неприязнь, которую даже не пытался скрывать, а магловед хоть и здоровался всегда очень любезно, был равнодушен и временами насмешлив. Сивилла догадывалась, что прорицания остаются в школьной программе исключительно волей директора, а она сама имеет в Хогвартсе репутацию полоумной и бесполезной особы. К тому же и начинающей алкоголички из-за неумеренной тяги к хересу. Совсем другое дело — Квиррелл. Студентки всех курсов сходили с ума по красивому и обаятельному профессору, учителя единодушно признавали не только его компетенцию в преподаваемом предмете, но также отменную эрудицию, искреннее дружелюбие и незаурядный ум. Министерские экзаменаторы, ежегодно посещавшие Хогвартс, не сомневались в его скорой и блестящей научной карьере. Магловед всерьез увлекся историей магической Британии и свободное время проводил за изучением древних рукописей и в исследовательских авантюрах вместе с угрюмым слизеринским деканом и его еще более мрачным приятелем — факультетским призраком. Возможно, поэтому у него до сих пор не появилось не только жены, но даже подруги, и тщетными оставались все авансы старшекурсниц и педагогических дам.

Сивилла, как и все, заглядывалась на красавчика, но никаких надежд не питала. И вот он собственной персоной, в светло-серой мантии, очень идущей к его голубым глазам, стоит перед ней с такой же, как у нее, кружкой сливочного в руке и выжидательно улыбается.

— Не помешаешь, — просияла Сивилла. Они давно уже были на «ты». — Решил скоротать вечер на свежем воздухе?

— После лондонской духоты Хогсмид настоящий рай, — Квиринус пристроил на свободный стул объемистый портфель и сел напротив Сивиллы. — Хотел бы я бывать в столице пореже, но увы...

— Изучаешь маглов, так сказать, живьем?

— Наоборот, изучаю магов с помощью маглов, — рассмеялся Квиринус.

Вообще-то он любил поговорить о своих исторических изысканиях и умел быть увлекательным. Правда, прорицательница до этого момента не входила в число его слушателей, но у нее такой заинтересованный и непривычный вид... Ба, она же без своих вечных очков, в которых похожа на растерянную стрекозу! Красивые глаза, как он не замечал этого раньше? И Квиринус с удовольствием пустился рассказывать о том, как с помощью магловских приборов удалось установить с точностью до десятилетия возраст Распределяющей Шляпы и что она не принадлежала никому из Основателей и появилась в Хогвартсе намного позже.

— У меня почти готов доклад, но пришлось пересмотреть некоторые показатели, потому я и зачастил в Лондон. Уф, умираю от жажды, — он надолго приложился к кружке. — Без малого три года бьюсь с этой Шляпой, а она подкидывает новые загадки.

— Например?

Вместо ответа Квиринус полез в портфель и вытащил оттуда что-то темное, зажатое между двумя тонкими стеклами.

— Это кусок от полей, его Пивз откромсал по моей просьбе. Взгляни на просвет, видишь ряд мелких дырочек? Это не моль, и не ветхость материала... Ума не приложу, зачем они там.

— Эти дырочки — следы от проволоки, к которой крепились искусственные цветы, — объяснила она, внутренне удивляясь, как он сам не догадался о такой очевидной причине. — Шляпа принадлежала женщине. Кажется, в семнадцатом веке возникла мода на такие украшения, но продержалась она совсем недолго.

Какое-то мгновение Квиррелл смотрел на нее в полнейшем недоумении.

— Гениально! — его громкий возглас заставил обернуться несколько голов. — И просто, как все гениальное. Но откуда ты это знаешь?

— Моя тетка когда-то зарабатывала шитьем мантий. У нее сохранилось несколько редких альбомов с рисунками одежды волшебников разных эпох... Мне нравилось разглядывать картинки. Ты думаешь, Распределяющая Шляпа принадлежала кому-то из директоров?

— Скорее всего. А благодаря твоей подсказке можно сузить круг предполагаемых владелиц до двух или трех волшебниц. Достаточно расспросить портреты.

Тем временем музыканты вернулись на эстраду и заиграли что-то неторопливое и легкое, очень подходящее к теплым весенним сумеркам, свежему сливочному пиву и хорошей беседе.

Сивилла сняла свою шляпу и тряхнула густой каштановой шевелюрой, никогда не знавшей шпилек. Удивленное восхищение, с которым смотрел на нее Квиринус, сделалось сильнее. На нее еще никогда не смотрели так... С мужчинами ей вообще не везло. Когда в кругу хогвартских кумушек разговор заходил о свиданиях, объятьях и поцелуях, Сивилла предпочитала помалкивать или пугать всех очередным пророчеством. Ну не признаваться же, что весь ее интимный опыт сводился к неуклюжему тисканью с каким-то гриффиндорцем на выпускном вечере после седьмого курса! К тому же она прочно забыла его имя. Вечная нерешительная улыбка на бледных губах, дурацкие очки, странное поведение, причудливый вкус в одежде, — кому такая нужна? И вдруг неподдельный интерес, явная симпатия... Вот у него и голос зазвучал по-другому...

— Сивилла, больше тебе спасибо за подсказку. Я и представить не мог, что...

— ...что чокнутая Трелони способна на что-то еще, кроме дурацких предсказаний? — быстро закончила за него Сивилла и усмехнулась, видя, как покраснел собеседник. Потом продолжила без улыбки:

— На самом деле я очень боюсь свихнуться по-настоящему. Из-за прабабкиного дара я часто не различаю, где настоящее, а где будущее, и какое оно — сбудется ли наверняка, или возможно, или не сбудется никогда. Я не могу быть такой, как все, потому что я и есть не такая... И поверь, радости мне от этого нет никакой. А-а, к драклам все! Напьюсь, — закончила она и залихватски осушила свою кружку.

— Прости меня, — попросил Квиринус. Он был очень серьезен. — Прости нас обоих с Северусом. Два болвана и больше ничего.

Сивилла не успела ответить: заговорила солистка квартета, до этого молча подыгрывавшая лютням и гитаре. Ее голос безо всякого «Соноруса» скользнул поверх общего шума.

— Дамы и господа, сейчас мы сыграем для вас нашу самую любимую песню. Ее нельзя петь в четырех стенах и под крышей — она требует простора. Вы сами почувствуете это... Итак, пусть взойдет «Лиловая луна»![1]

С первым же аккордом терраса изменилась до неузнаваемости. Стена паба, деревянный пол, цветочные горшки — все исчезло, и слушатели оказались вместе со столами на просторном лугу у широкой реки, хотя никаких рек в окрестностях Хогвартса не протекало. Повсюду разливался мерцающий сиреневый свет луны — впрямь лиловой и без привычных пятен. Небо от нее сделалось густо-фиолетовым, только у самого горизонта