Шрифт:
Закладка:
Герти ощутил невольное уважение к этому щуплому неказистому человеку. Судя по всему, в свои тридцать с небольшим лет он вместил множество жизней. Пусть и прожитых не им, а другими людьми.
— Сочувствую вам, — сказал он смущённо.
Питерсон лишь махнул рукой.
— Пустое. С тех пор я поумнел и давно поставил дело на надёжную основу. Моё тело слишком дорогой товар, чтобы предоставлять его первому встречному без обязательств. Нет, сэр. Теперь каждый желающий арендовать моё тело, теперь подписывает со мной трехстраничный контракт. Я составил его со въедливостью лучших адвокатов. Там перечислено, чем позволяется заниматься в моём теле, и чем нет. Указаны нормы потребления выпивки и диета, которой стоит придерживаться. Я не поленился предусмотреть все мелочи. Уличённый в несоблюдении контракта пожизненно лишается возможности иметь со мной дело. Если хотите, можете взглянуть…
Питерсон достал из кармана сложенный лист бумаги, пестрящий знаками параграфов и выглядящий весьма внушительно. Количеству его пунктов и подпунктов, прикинул Герти, мог бы позавидовать любой лондонский судья. Не собираясь читать текст, некоторые пункты он машинально выхватил взглядом.
— Запрещается фотографировать самого себя, — прочитал он с удивлением.
— Был один случай, — Питерсон смущённо усмехнулся, — Какому-то дураку вздумалось сфотографировать самого себя практически в упор. То есть, самого меня. От вспышки магния я получил чувствительный ожог лица, в придачу чуть не ослеп.
— Запрещается целовать полисменов…
Питерсон смутился ещё больше.
— У них там и в самом деле очень свободные нравы. Очень.
Герти с показной внимательностью перевернул несколько страниц.
— А как на счёт стрельбы, мистер Питерсон? Стрельбу в живых людей ваш контракт, случайно, не предусматривает?
Питерсон вздёрнул голову.
— Любому моему клиенту запрещено умышлено причинять вред людям. В любой ситуации. Как вы понимаете, я не хочу одним прекрасным днём очнуться на каторге или того хуже…
— Значит, речь идёт не только о покушении на убийство, но и о нарушении контракта, — Герти попытался воспроизвести хищную улыбку мистера Беллигейла и, судя по выражению лица Питерсона, вполне преуспел, — Если не возражаете, я задам вам несколько вопросов.
— Конечно! Именно за этим я вас и пригласил.
— Когда вы… снова стали собой?
— Этим утром, — с готовностью ответил Питерсон, — Обычно я работаю по шесть дней в неделю без перерыва, но в этот четверг позволил себе выходной. Немного побаливает колено. Подозреваю, кто-то из моих клиентов в нарушение контракта увлекается долгими прогулками…
— Вы заметили что-то странное после того, как восстановили контроль над собственным телом?
— В нашем деле акт приёма-передачи не подписывается, — Питерсон натянуто улыбнулся, — Но у меня есть обыкновение проверять сохранность всего того, что принадлежит мне. Все члены были на месте, боли отсутствовали, лицо не расцарапано, так что я счёл, что имущество возвращено без дефектов. Мне, правда, показалось, что я улавливаю лёгкий запах сгоревшего пороха от правой руки, но до момента вашего визита я не был в этом уверен.
— Попытайтесь вспомнить, кто арендовал ваше тело вчера.
— Минутку, минутку… — Питерсон ожесточённо потёр подбородок, припоминая, — Ах да, вчера была среда, день, который я выкраиваю для постоянных клиентов. Сейчас… Ага, был мистер Паддз, очень воспитанный пожилой джентльмен, обычно любуется морем и лакомится пирожными с заварным кремом. Потом ещё Мистер Боуз, точно. Этот без ума от старых британских пабов и готов сидеть в них днями напролёт, но мы договорились, что я не позволяю ему более трёх пинт пива. Я-то не хочу превратиться в бочонок! Так… Мисс Лентингтон. Очень милая особа. Её интересует мода викторианской эпохи и ничего кроме. Мистер Брейтман, учёный, почтенный историк. Мистер Лоувер, студент, пишет научную работу по теме банковского дела конца девятнадцатого века. Мистер Троут, пишет исторический роман. Даже обещал сделать меня в благодарность одним из персонажей… Вот, кажется, и всё. Конечно, я могу сверится с журналом и бухгалтерией, но уверен, что всех назвал. Все мои клиенты очень благонадёжные и законопослушные люди, никому из них не пришло бы и в голову стрелять в служащего Канцелярии!
— В таком случае потрудитесь сообщить, кто занимал ваше тело вчера около восьми вечера?
Питерсон задумался.
— Последняя смена, значит, с семи до полуночи… Чтоб меня черти взяли! Мистер Брейтман.
Герти насторожился.
— Вы сказали, он учёный?
— Да, историк. Мой постоянный клиент уже много лет. И, смею заверить, ни разу он не совершал, используя моё тело, чего-нибудь дурного. А уж стрелять в человека!.. Нет, совершенно невозможно. Здесь какое-то недоразумение.
— Может, кто-то похитил ваше тело? Угоняют же лошадей, так отчего бы какому-то лихачу не украсть такой ходовой товар?
— О нет, это технически невозможно. Без моего одобрения никто не может воспользоваться моим телом. Мистер Брейтман использовал его законно, в порядке запланированной очереди.
— Очень интересный джентльмен этот ваш Брейтман, — мистер Беллигейл прищурился так, что у Герти засосало под ложечкой. Судя по мгновенной бледности, охватившей Питерсона, взгляд второго заместителя с одинаковым эффектом воздействовал на всех, — Пожалуй, я бы не отказался от беседы с ним. Когда это можно устроить?
— Ну… — Питерсон замешкался, — Следующая его смена только через неделю. Если вам удобно…
— Не очень-то благородно со стороны тех, кто управляет временем, заставлять себя ждать. Я бы хотел переговорить с мистером Брейтман немедленно. Это возможно?
Питерсон вяло запротестовал:
— Исключено. Есть установленные правила и смены. Нарушение установленного порядка может плохо сказаться на деле…
— Я думаю, Канцелярия в силах нанести вашему делу ещё больший урон, — флегматично заметил мистер Беллигейл, — Как вы думаете, снизится ли поток ваших клиентов, если единственным их развлечением в теле мистера Питерсона будет разглядывание Нового Бангора через решётку?.. Впрочем, наверняка найдутся и любители подобного времяпрепровождения, вы сами сказали, что в будущем царят весьма странные нравы.
— Уникальная возможность ощутить на собственном опыте атмосферу колониальной тюрьмы девятнадцатого века, — не удержался и Герти, — Настоящие цепи, подлинные крысы и самая подлинная гнилая каша из всех, что когда либо приходилось пробовать. Ради подобного аттракциона клиенты попрут к вам валом!
Питерсон быстро скис. Он явно не относился к людям, способным на долгое и упорное сопротивление. Впрочем, Герти легко мог его понять. Общество двух Канцелярских крыс, удобно рассевшихся на кухне, могло лишить душевного равновесия даже самого выдержанного человека. Питерсон же к такому
