– Ну как?

Лахта прижала ладони к лицу.

– Красавица-дочка!

Хейта, сомневаясь, оглядела себя с ног до головы.

– Как же в нем двигаться…

– Ну, ходят же как-то другие? – ответила Лахта. – Смогли они – и у тебя получится.

Девушка кивнула, но в жемчужных глазах колыхнулось смятение. Лахта, завидев это, тут же нашлась:

– Ладно, праздник – праздником, а у нас до вечера работы невпроворот.

Хейта обрадованно кивнула. В два счета переоделась и полетела вслед за матерью во двор. Работы и впрямь было немало. Скотину накормить-напоить, в хлеву убрать, грядки прополоть, урожай собрать. Они так закрутились, что и не заметили, как к ним исподволь подкрался прохладный вечер последнего дня лета.

Хейта тепло попрощалась с дедом. Оправила платье, такое длинное, что даже сапог было под ним не видать, и опустила на голову венок из небесно-голубых незабудок. На Хэльфост все девушки ходили в венках. Хейта обычно про то забывала, но не в этом году. В этом году все было иначе.

Лахта подала ей плащ. Хейта подхватила со стола яблочный пирог – их скромный вклад во всеобщее угощение. Мать с дочерью спустились с пригорка и вышли на дорогу. Навстречу им уже летели проворные отголоски праздничной музыки. И хотя вечернее небо еще не растеряло до конца своей голубизны, на него уже успела выкатиться лупоглазая луна – незваный молчаливый свидетель грядущих событий.

II

Маленькая деревенская площадь, обычно пустовавшая, нынче полностью преобразилась. Ее наводнили корзины с душистыми полевыми цветами. По краям расставили лавки и прочные козлы с тяжелыми досками – получились длинные столы. Еды на них было видимо-невидимо, но больше всего было хлеба, так как в Хэльфост не только провожали лето и привечали осень, но и радовались окончанию жатвы. Хейта незаметно поставила на краешек стола румяный яблочный пирог, отошла в сторону и принялась оглядываться.

Площадь была круглой как солнце, и от нее во все стороны расходились длинные дороги-лучи. По этим лучам и стекался к празднику шумливый, разодетый люд. Девушки щеголяли в ярких платьях, волосы охватывали цветочные венки, в ушах, в такт музыке, подрагивали сережки.

Хейта поискала глазами Тисха, но не нашла. И, сама того не ожидая, опечалилась. Зато увидела дядьку. Тот пришел на праздник с женой и детьми. Жена его ни Хейту, ни мать ее на дух не переносила. Потому и Бральд старался лишний раз с ними разговоров не заводить. Вот и сейчас, завидев их, лишь едва заметно кивнул. Хейта вздохнула и отвернулась. Подумалось: «Я с его конем Хордом и то лучше ладила».

Движение в толпе вырвало девушку из хоровода невеселых мыслей. Люди отходили в сторону, пропуская вперед седовласого длиннобородого старика. Глаза его, большие и глубокие, на удивление молодо и лучисто глядели из-под косматых бровей. То был Фархард, – премудрый старейшина деревни Кихт. Тяжело опираясь на крепкую палку, он медленно прошествовал на середину площади.

Его любили и почитали все: от мала до велика. Даже Хейта. От него, как и от привратника, она в жизни не слышала недоброго слова. А если в нужный момент он оказывался поблизости, то неизменно за нее заступался.

– Добрый вечер, люди добрые! – произнес старейшина грудным, певучим голосом.

Все заулыбались и закивали, принялись кланяться. «Фархард! Фархард!» – послышались одобрительные возгласы.

– Вот и настал Хэльфост! – продолжил старик. – Яровые убраны, озимые посеяны. Утра и вечера уже напитались прохладой. Возблагодарим же лето за его золотые поля да отвесим поклон осени с ее золотыми листьями. – Он замолк, переводя дух, и воскликнул громко: – Пришла пора вкусить первого хлеба!

Из толпы вышла высокая девушка в вышитом алом платье. Зеленые глаза ярко сверкали, точно драгоценные камни под солнцем. Полные губы были горделиво изогнуты. Черные волосы ниспадали по спине темной рекой. В руках она держала большой круглый пирог, украшенный печеными завитушками в виде стеблей пшеницы.

То была первая красавица деревни – Мерахта. Парни были готовы за нее друг другу головы поотрывать. И, хотя девушке шел уже шестнадцатый год, она никому еще не обещалась. Все думала, выжидала, присматривалась. Вот рассмеялась, точно колокольчики зазвенели. Поклонилась в пояс.

– Пожалуйте, добрый Фархард. Всей деревней пекли.

Старик улыбнулся. Все, наверное, улыбались. Все, кроме Хейты. Не колокольчиков перезвон ей послышался, а дребезг бьющихся сосулек. И видимой теплоте зеленых глаз она не верила. Холодными были глаза, что стужа ночная. И острыми как нож. Взглянешь – уколют в самое сердце. Хейта вздохнула. Неужто кроме нее этого никто не замечает?

По традиции Фархард первым воздел к небу кусок пирога.

– Доброе лето! Теплая осень!

– Доброе лето! Теплая осень! – эхом отозвались люди.

Мерахта понесла пирог по кругу. Его ломали, передавали друг другу. Дошел черед до русокудрого парня в светлой рубахе. Тот едва не выронил кусок, рассмеялся неловко, смущенно поглядел по сторонам. Тисх!

Сердце Хейты забилось чаще. Кровь бросилась в лицо. Ей вдруг до смерти захотелось шагнуть ему навстречу и скинуть капюшон, чтоб он увидел, как заиграет под лучами солнца голубой венок в ее волосах. И вовсе сбросить этот тяжелый плащ. Она даже расстегнула застежку. Как вдруг…

– Эй, красная башка! Держи свою долю, – едкий смешок хлестнул как пощечина.

Рябая девушка, подружка Мерахты, пялилась на Хейту во все глаза.

– Ой, вот это вырядилась! Даже цветы засунула в волоса. Думаешь, так краше? Да тут по-хорошему ножичек нужен – и наголо!

Девушки прыснули, парни загоготали. Перед глазами встало бледное от гнева материно лицо. Хейта попятилась. Обычно она могла ответить, пусть не сразу и порой невпопад. Но сейчас ее застигли врасплох, когда она совсем не была готова отражать чьи-то злые, колючие слова.

Запахнувшись, Хейта хмуро потупилась. И в сторону Тисха больше уже не глядела. «Только б не слышал! Только бы не видал!» – отчаянно мелькнуло у нее в голове. И, круто развернувшись, Хейта бросилась с площади прочь, не разбирая дороги. А озадаченный Тисх, обернувшись на шум, успел заметить лишь тусклый край ее серого плаща.

Хейта шагала размашисто и быстро, не замечая ничего вокруг, пока не уперлась в живую желто-зеленую стену – старая ива! Девичьи губы тронула улыбка, но ей тотчас сделалось совестно – давно она тут не была. Хейта бережно тронула пальцами упругую веточку.

– Здравствуй, ивушка. Пустишь под пушистую сень?

И хотя ветра не было, дерево вдруг раскатисто и приветно зашумело. Хейта скинула капюшон. Раздвигая плакучие ветви, пробралась к широкому стволу. Что-то нежное и легкое коснулось руки – лента! А рядом