хозяева еще спят, — видимо, чтобы они не беспокоились наводить порядок.

— Эт я, Валя, почтальонша. Выходьте!

— Заходите, тетя Валя, — по-московски вежливо пригласила Маша.

— Дык наслежу.

— Ничего, ничего, проходите, — сказал Борода.

Она и прошла, не разувшись. С огромных сапожищ отвалилась пара кусков глины. Мася застонал — он не выносит грязи, фифа эдакая.

— Я эт, спросить хотела, Машка моя запропала, часом, не у вас? А то она могла зайти полюбопытствовать, у нас тут городских котов сроду не бывало, а тут сразу двое.

— Как же она узнала? — засмеялся Борода.

— А кто их поймет, как они узнают. В деревне и меж людьми тако же точно: ты сам еще не знаешь, а все уже про тебя в курсе.

Белая кошка соскочила с печки на плечо почтальонши и потерлась об нее щекой.

— О, здрасте пожалста. От шалава, уже здесь. Ну-к пошли, только котят мне не хватало, топи потом.

Наша Маша лицом изменилась, но от комментариев удер­жалась. Здесь, в деревне, свои законы жизни, не надо пытаться их понять и тем более изменить.

— Не уходи! — взмолился Мася глазами — большими, жалобными, мультяшными.

Но почтальонша без капли уважения ухватила ангела поперек брюха и прижала локтем.

— Я подумала, вы тут отрезаны от мира, дык я вам радиву прихватила. У меня лишняя. Мне внук привез большой агрегат, ловит много чего и кассеты крутить умеет.

Кассеты??? Что это?

Она выудила со дна сумки транзистор с ладошку.

— Ой, — заулыбался Борода, — надо же, спасибо! Вот чего нам не хватало.

Теперь по вечерам мы слушаем далекий шум городов по ра­дио, как будто море в ракушке. А Масина любовь Машка, к которой, надо вам признаться, я его жутко ревновала, больше не приходила. Может, запирали ее, может, жених не приглянулся. А может, и моих это лап дело, спорить не буду. Я же не зря зовусь Бабкой Ёшкой и колдовать умею от природы.

Он, впрочем, быстро смирился. Хороша Маша, да не Наша.

Глава семнадцатая

Проводы

Борода

В середине лета Маша поехала в Москву. Мы уже вовсю освоили жизнь в деревне: собирали кору ивы, сушили ягоды и лекарственные травы, солили в бочках и сушили грибы. В доме пахло обалденно. Но, конечно, на эти запахи не могли не прийти мыши и прочие любители легкой наживы. Маша к таким вещам привыкала даже труднее, чем к приготовлению пищи в печке. А это, поверьте, дело непростое для городской девушки. Но уезжала она все же не потому, что ее достала вся эта романтика с нестираемой копотью и ночевками на подстилке из соломы (я накосил и насушил, теперь мы спали на душистых, но совсем не мягких матрасах), и не из-за мышей, как она клялась. А из-за гроз, которые постоянно отрезали нас от электричества. С интернетом тут, конечно, было совсем плохо. Вернее, никак.

Машу провожали до станции всем составом, даже Мася довел нас до вершины холма. Дальше не ходит — боится дяди-Васиных собак, привязанных, но весьма гавкучих.

— Ёшка! — сказала Маша на перроне, зарываясь лицом в кошкин живот. — Дорогая моя девочка, смотри за ним в оба, не отпускай одного, ладно? Оставляю его на твое попечение.

Я обнял их обеих.

— Ну ты же ненадолго, правда? — Это я, скорее, сам себя уговаривал.

Конечно, сейчас Москва ее затянет, завертит, заморочит. Попробуй вырвись из цепкого водоворота суеты. Я уже скучаю. Уже! А она еще в поезд не села.

С того дня, как я потерялся и целый день блукал, как здесь говорят, по болотам и одинаковым полянкам, Ёшка и вправду ходила за мной по пятам, будто клятву дала стеречь хозяина. Вела себя как собака, еще чуть-чуть — и начнет рычать на незнакомцев. Я читал, что такое собачье поведение свойственно некоторым кошачьим породам. Может, она и впрямь имеет отношение к египетским мао. Обычные кошки вовсе не так преданы человеку, как собаки. Достаточно посмотреть на нашего Прекрасномасю. Он настоящий кот. Созерцатель, подробный и вдумчивый. Но он смотрит на мир предметный, не заглядывает людям в душу, как Ёшка. Иногда кажется, что она меня видит прямо изнутри моей головы!

Глава восемнадцатая

Зверь

Ёшка

Это случилось через несколько недель после Машиного отъезда. Мы с Бородой, как обычно, вышли на ягодный промысел в лес. Он взял кастрюлю с веревкой, привязанной к ручкам, повесил на грудь, чтобы руки были свободные. Ведь на обратном пути еще надо срубить сушняка на дрова. Кто не в курсе, сушняк — это посохшие деревья, сваленные ветром, или спаленные молнией, или подгрызенные лосями.

Повесил Борода на ремень топор, и мы вышли из дома.

В лесу благодать. Лето разгорелось в полную силу. Мох под ногами пружинил, птицы горланили, белки дурковали, шумно играя на верхотуре в догонялки.

Я шла вся встопорщенная, чтобы больше осязать, слышать и видеть. Шла и привычно держала Бороду в поле зрения. Но вот, увлекшись наблюдением за двумя дятлами, которые умудрялись долбить кору и при этом переговариваться, я почувствовала, что в кадре появился еще один персонаж. Перевела взгляд на Бороду. Ничего странного вокруг него не увидела. Отвела глаза — нет, есть что-то странное, что улавливается только периферическим зрением.

Ага, кажется, вон то коричневое пятно в зарослях малины…

Пятно вдруг встало на задние лапы и заревело, сразу превратившись в громадного сказочного великана, совсем не похожего на Михайлу Потапыча.

Этот рев был откровенно звериным, слишком звериным, со­всем не мультяшным, не киношным. Дикий рев дикого зверя. Зверь был весь в каких-то грязевых сосульках, в колтунах. Слюнявый. И сильно вонял, извините.

И эта громадина нависла над моим хозяином!

Если бы на его месте была Наша Маша, которая на испуг реагирует ступором, от нее бы уже лепешка осталась. Но Борода с топором в руке молниеносно взлетел на совершенно голое, без нижних веток, тонкое деревце и угнездился в развилке ­наверху, ­качаясь из стороны в сторону. Почти полная драгоценная кастрю­ля моталась на боку, ни одной ягоды, главное дело, не упало. Вот где скрытое мастерство! Кем он был в прошлой жизни? Белкой?

Медведь ходил под деревом, раздраженно ревел, пускал слюни и грыз кору, царапал ее жуткими когтищами. Не уходил. Чего-то ему было надо.

Тогда я зашипела, завыла и пошла в атаку.

Не смейтесь. Это кого хочешь напугает. Всегда срабатывает, между прочим.

Медведь тоже не ожидал и отшатнулся. Но когда увидел, что я всего-навсего кошка, чуть не заржал. Весь вид его говорил:

— Шутишь?

И яростно лупанул по дереву лапищей. Борода едва не свалился, но удержался.

Я поняла, что зверюга просто так не уйдет. Он уже считает человека своей добычей. Но разве медведи едят человечину? Да к тому же летом, когда еды и так полно? Ладно бы зимой. Если его случайно выведут из спячки, медведь-шатун не может уснуть и от голода охотится на все подряд. Вот тогда он опасен.

— Чего тебе надо? — крикнула я ему.

Он услышал примерно вот это:

— Мэуууу?

И ответил на своем:

— Грррррэау!

Ну, ответа я не поняла, как и он моего вопроса. Так. Надо подумать.

Я отошла подальше в кусты и принялась вылизываться. Скоро успокоилась и открыла Портал связи.

— Мася! — позвала я.

Мысленно увидела, как этот ленивый хомяк развалился на солнечном пятне посреди комнаты, извернувшись в своей любимой позе.

— М-м? — блаженно ответил он сквозь дрему.

— Экстренный вызов! Спасай! Зови дядю Васю. С ружьем и собаками. На хозяина медведь напал!

— Что? Не пойду к собакам!

— А я говорю, пойдешь. Будем как на войне: ты боевая единица в тылу, а я — на передовой.

Глава девятнадцатая

Тяжелая артиллерия

Мася

— Что? Алло?