Шрифт:
Закладка:
– Каллум? Эй, Каллум? – послышался откуда-то детский голосок. Голос Эзрана.
Каллум приоткрыл один глаз и увидел лезвие клинка прямо у себя над лицом, но… судя по всему, он был всё ещё жив.
– Каллум! – Шёпот приблизился: похоже, он исходил из-за большой картины на стене кабинета. Каллум проклял свою злую удачу. Момента хуже, чтобы наконец найтись, его братец выбрать не мог.
– Уходи, – сквозь зубы процедил он, надеясь, что брат его слышит.
– Я тут нашёл кое-что интересное, – продолжал Эзран из-за картины, как всегда, прячась в стенной нише.
– Ты говоришь с картиной? – резко спросила эльфийка, слегка отводя клинки от его горла.
– Нет, зачем бы мне? – громко произнёс Каллум – и добавил шёпотом в сторону полотна: – Сейчас не время.
– Почему? Ты там что, с девчонкой? – прошептал из-за картины Эзран в ответ.
Убийца тем временем решила выяснить, что это она упускает. Не сводя взгляда с Каллума и вытянув в его сторону клинки, эльфийка подошла к стене, схватилась за толстую золотую раму… и дёрнула. Картина медленно повернулась, открывая дверцу: за ней был тайный проход!
Эзран стоял у выхода из длинного тёмного туннеля. Под мышкой он держал Чавка, а в другой руке – надкусанную пироженку с джемом.
– Парень, уходи отсюда сейчас же! – крикнул Каллум брату, всё ещё стараясь блефовать. Он страшно надеялся, что Эзран испугается и убежит раньше, чем эльфийка обнаружит свою ошибку.
Младший брат обвёл странную сцену удивлённым взглядом.
– Каллум, что происходит?
Старший в отчаянии зажмурился. Эзран всегда был слишком доверчивым и совершенно не чувствовал опасности.
– Каллум? Что за Каллум? – эльфийка обернулась к нему. – Я думала, что передо мной принц Эзран.
Каллум открыл было рот, чтобы сказать хоть что-нибудь, но поздно. Эльфийка ярко покраснела от гнева.
– Ты мне солгал! Ах ты подлый лжец!
– Конечно, лгать куда хуже, чем быть убийцей! – крикнул Каллум в ответ.
Наконец осознав масштаб опасности, Эзран затолкал в рот остаток пирожного и поднял перед собой Чавка. Он обожал, когда его питомец использовал своё уникальное хамележабское средство защиты!
– Давай, парень, – попросил он Чавка и зажмурился, надеясь, что его брат сделал то же самое, потому что сию же секунду Чавк выдал вспышку ослепительного света. Этот механизм есть у всех светящихся хамележаб – они вообще большую часть времени испускают слабое сияние, но в минуту опасности, например, удирая от хищника, способны вспыхнуть так ярко, что почти ослепяют врага. Эльфийка отшатнулась, вскрикнув от неожиданности.
– Каллум, – братишка схватил его за руку. – Бежим. Я тебе должен что-то показать.
И он потащил брата в тёмный проход, захлопнув за собой дверцу-картину.
Как меняются душами
Вирен вернулся в свой кабинет мрачным, неся корзину с бесполезной змеёй. А такой был хороший план. Редчайший экземпляр, один на миллион, магическая тварь – не пригодилась. Если бы король Харроу повёл себя разумно, на счету Вирена было бы одно из величайших магических достижений. С помощью двухголового сердцезуба пересадить душу короля в тело другого человека – раз в тысячу лет такое случается!
Но нет. Король Харроу упёрся со своими законами чести. Бросил собственную безопасность псам, и Вирен никак не мог это изменить. За лордом поспевала его дочь, Клаудия, забрасывая лорда вопросами. Её настойчивость раздражала, однако лорд-маг старался держать лицо.
– Ничего не понимаю, – причитала Клаудия. – Ведь заклятие обмена душами спасло бы ему жизнь! Как он мог отказаться?
– Король Харроу – человек принципа, – ровным голосом отвечал Вирен. Хотя он был полностью согласен с Клаудией, но считал должным изображать солидарность с королём, притворяться, что они во всём едины с сеньором.
– Ты имеешь в виду, что в нём взыграло упрямство? – Клаудия закатила свои яркие зелёные глаза.
– Следи за своим языком, юная леди, – бесстрастно отозвался лорд Вирен. – Но да, короля трудно в чём-то убедить, если он считает иначе. Обычно это служит на благо Католиса, но в этом конкретном случае… – он не договорил.
– Ты волнуешься, папа? – спросила Клаудия.
Вирен поставил корзину со змеёй на стол и со вздохом опёрся о столешницу ладонями. Все его благие намерения – защитить своего короля – пошли прахом. Харроу отвергал тёмную магию и больше не желал иметь с ней ничего общего. Вирен не видел никакого выхода. Он со вздохом развернулся к картине в золотой раме, занимавшей на стене кабинета почётное место.
– На этом портрете ты такой счастливый, – заметила его дочь, чувствуя отцовскую печаль.
На картине Вирен и король Харроу стояли плечом к плечу, молодые, сильные и полные надежды. Король был облачён в полный доспех, лицо его, как и лицо его испытанного друга, ещё не несло печати бедствий последних лет.
– Я и был счастлив, – согласился лорд-маг. – Мы позировали для этого портрета в несколько приёмов вскоре после коронации Харроу. Это он настоял, чтобы я был изображён с ним рядом. Потому что он уже тогда знал – я буду рядом всегда и против всех, что бы ни случилось.
– Ты так и делаешь все эти годы, – сказала Клаудия.
– До нынешнего дня, – согласился Вирен, глядя на картину и вспоминая человека, которым он тогда был, бесконечно преданного своему королю, который отвечал ему полным доверием. Столько всего произошло с тех пор, столько изменилось… А изменился ли он сам? Или молодой лорд-маг на портрете – это по-прежнему он и есть? – И сегодня я тоже останусь рядом с ним. Мы пройдём через это вместе. Я должен быть тем человеком, каким он когда-то меня видел.
– Что это значит, папа? – встревоженно спросила Клаудия.
Лицо её отца сделалось собранным, как всегда, когда он принимал окончательное важное решение.
– Это значит, что есть последний способ его убедить. У меня есть ещё одна идея, как спасти ему жизнь. Последняя.
– Звучит тревожно, отец. Что ты задумал?
– Клаудия, если я тебе скажу, ты попытаешься меня остановить.
– Разве это не значит, что я и должна попытаться тебя остановить? Даже не зная, о чём идёт речь…
– Мне пора по делам, Клаудия, – оборвал её Вирен. – До встречи.
И вышел из кабинета, подхватив под мышку корзину со змеёй и плотно закрыв за собой дверь.
Слова прощания показались дочери очень холодными, формальными. Что же задумал её отец?
Закрываясь, дверь подняла лёгкий сквознячок – и что-то зашуршало под ногами, привлекая внимание Клаудии. Она нагнулась и подобрала под столом лорда Вирена какой-то пергаментный свиток. Сразу узнала королевскую красную печать с двумя гербовыми башнями – одна повыше, другая пониже. Клаудия убрала свиток в один из многочисленных карманов своей длинной мантии и огляделась, желая понять, есть ли здесь что-то ещё необычное. А, вот: ужасная картина, которую зачем-то держал в кабинете её отец – изображавшая оскаленную овчарку и трёх кротких овечек – слегка отходила от стены и висела неровно. Девушка подошла изучить её – и обнаружила на раме липкий отпечаток чьего-то пальца. Наклонилась понюхать – и верно: клубничный джем.
