Секундочку… Значит, во-первых, программа друга Ростика почему-то не справилась и не открыла архив, а его уничтожила. Или он сам уничтожился? Хорошо, что брат сделал копию. И, во-вторых, эту копию кто-то еще скопировал себе и сбежал.

Я несколько минут таращилась на экран, собирала мысли в кучу и думала, кто знал про флешку и кто хотел получить с нее информацию? Ростика я настойчиво просила никому про нее не говорить. Адаму нет смысла копировать свои же файлы. Он бы их просто удалил.

Перед внутренним взором всплыло лицо Назара и его неприятный, пронизывающий взгляд. Он спрашивал, в какой каюте я живу. Он слишком подозрительный тип. Что если он на Адама зуб точит? Мог подумать, что я была у Адама, чтобы найти на него компромат. И пошел проверить мой ноутбук, потому что сам в ту каюту не сунется.

Это меня Адам по попе шлепнет за подобное, а другого и прибить может. Надеюсь, он еще контрабандистов на лопатки не уложил, и они окажутся сильнее.

Вообще говоря, надо бы сообщить ему, что кто-то завладел архивом. Например, его сосед. Но тогда и мне аукнется.

Нечего переживать. Скорее надо узнать, что на флешке. Может, там ничего такого… Но ясно одно: на корабле находится враг Адама.

Уже как-то я оказалась втянута в его разборки с врагами. Тогда я отделалась легким испугом, поняла, что никаким бизнесом Адам не занимается. И, честно говоря, больше мне не хотелось находиться между двух огней.

Что делать? Я покосилась на дверь. Скоро за мной придут. Прихорашиваться не собираюсь — было бы ради кого. Футболка и джинсы, стянутые в хвост волосы — с него достаточно.

Целый вечер вместе… как мои нервы это выдержат? Буду поддерживать себя только одной мыслью: этим же вечером удастся хорошенько припомнить ему чертов фокус! Мстительный сюрприз я ему подготовила.

Через полчаса в дверь осторожно постучали. Я встрепенулась. Сердце забухало, подпрыгивало, словно на батуте. Адам уже прислал кого-то… Как же охота ему что-то расцарапать…

В коридоре меня ждала миловидная женщина в форме горничной. Всех подкупил. И ее, и фокусников. Деньги некуда девать.

— Марта? Пойдемте.

Нам пришлось пробираться на другую сторону лайнера. Вечер в самом разгаре. Пассажиры, заряженные новогодним настроением, веселились в ресторанах, барах, бассейнах, на открытой концертной площадке. Я поймала свое выражение в зеркале лифта — вид точно такой, будто меня на плаху ведут. Хотя это недалеко от правды. Женщина нажала на самый верхний этаж. Что там Адам уже устроил?

Приехав, мы двинулись по коридору. Я изнывала от волн горячего трепета, которые ошалело носились по телу. С каждым шагом приближения к треклятому мерзавцу волнение накатывало все сильнее. Горничная довела меня до одной двери, распахнула ее и пропустила меня вперед.

Я слегка оторопела. Небольшую открытую площадку от ветра защищало высокое стеклянное ограждение, но прохлада чувствовалась. По полу раскидали лепестки алых роз, чуть поодаль в наполненном джакузи лежала пушистая пена и дрожали огоньки в плавающих свечах. Ближе ко мне за столом, укрытом алой скатертью, сидел в рубашке Адам и чертовски соблазнительно ухмылялся. Пламя высоких красных свечей отражалось искрами в его глазах.

Значит, здесь он хочет, чтобы я провела с ним вечер, в романтической атмосфере? Чтобы спокойно поужинала, выпила вина? И забралась с ним голышом в джакузи?

Злость забурлила внутри меня похлеще воды в том джакузи.

Пусть хочет. Я обещала ему, что проведу с ним вечер. Значит, проведу. И заодно отыграюсь за все его фокусы. Думаю, мой сюрприз произведет на него неизгладимое впечатление.

Я повесила сумочку на спинку стула и уселась за стол с улыбкой — такой, акульей, от желания его покусать. Какая белоснежная у Адама рубашка. Как замечательно на ней смотрелся бы мой сюрприз, но… в джакузи он будет смотреться еще лучше.

Адам внимательно окинул взглядом мою футболку с елочками на груди. Чему так доволен? Чувствую, приди я сюда в безразмерном пуховике, тоже бы мысленно облизывался.

Потому что ему не составит труда меня раздеть.

— Тебе не холодно, малышка? — спросил Адам.

— Нет.

Легкая прохлада, наоборот, шла на пользу — чуть остужала мою кипящую кровь.

— Я заказал твой любимый десерт. Надеюсь, с лета ничего не изменилось?

Теперь мне еще больше хотелось его придушить, прибить. Я уставилась на вышколенного официанта, который поставил передо мной тарелку с популярным в Нидерландах пирожным “Томпус”. Чем-то похоже на “Наполеон”, но с розовой глазурью. Когда работала в кафе, объедалась им.

— Решил напомнить мне, как мы познакомились? — Я вонзила ложечку в пирожное. Невозможно забыть то унижение, когда администратор заставил меня выворачивать при нем карманы, и как в одном из них оказалась карточка Адама. Администратор посмотрел на меня, как на ничтожество.

— Ты до сих пор сердишься? Я всего лишь умею добиваться своего.

— Любыми методами. Возможно, ты гордишься этим своим качеством. Но оно меня больше всего раздражает.

— Мне нравится, что ты ко мне так неравнодушна.

И в этом самая большая моя проблема — я не могла наплевать на него, не могла сохранять равнодушие. Не могла смотреть на него и не чувствовать жгучие вспышки в груди.

— Только не думай, что от ненависти до любви один шаг. Ты давно все испортил… и это, — я окинула взглядом джакузи, стол со свечами, — это не поможет.

Глаза Адама опасно блеснули.

— В той ситуации был только один вариант действий. Другого не дано.

Только один, приемлемый для него. Что он еще мог придумать кроме того, как достать пистолет? Он именно так решал все проблемы. Даже если проблема — я.

— Может, ты надеялся вернуть те наши беззаботные вечера, но их больше не будет. Я каждый раз буду тебе припоминать то, что ты сделал.

Пока он, как минимум, не извинится. Это минимум!

— Припоминай. Я готов это слышать каждый вечер.

Томпус оказался безумно вкусным, даже слаще, чем в Нидерландах. Адам не притронулся к своему десерту, он с меня глаз не сводил. Что откровенно бесило.

— Запиши на диктофон и слушай. Может, раза с тысячного ты поймешь, что виноват. Удивительно, как ты без умения признавать свои ошибки заработал столько денег… Хотя… ты же их не заработал.

— Я не могу быть виноватым в том, что спровоцировала ты.

— Я? У меня не было