– Которой нет, – простонал он.

Неожиданно в нем взорвалось. Как будто солнце ударило ему в глаза, он ахнул и негромко воскликнул:

– Но я могу!

– Что? – На ее лице, обращенном к нему, страх. – Как?

– Послушай меня, Фрина, – быстро шептал он, дрожа от осознания. – Я отправлюсь туда. Я знаю дорогу в Рим, в прошлом году я шел по ней сюда. Я найду там его дом и выкраду Викку и… о, Бык, рога которого луна, почему ты не дал мне это понять сразу?

– Ты не сможешь! – приглушенный возглас. – Ты не знаешь землю, город – любой увидевший тебя узнает по росту и цвету волос… Какая польза, если ты умрешь на кресте или тебя бросят диким зверям?

– Если у меня еще остались силы, я попробую, – сказал он. – А если нет… что ж, я однажды попытался. У Викки будет муж до самого конца.

Он протянул руки на восток и на языке Химмерланда призвал день и ночь, ветер и солнце и все Силы земли стать свидетелями его клятвы.

Фрина опустилась на колени.

– Эодан, Эодан, ты малое дитя среди волков! Ты не понимаешь, что говоришь!

– Я знаю, что сказал, – медленно ответил он. – Я дал клятву, которую нельзя нарушить.

Он почувствовал, как его охватывает холод и влажная предрассветная тьма. А что он на самом деле сделал, подумал Эодан. Нельзя давать такие громкие клятвы, не подумав сначала. Скорее всего он обрек себя на смерть.

Но если так, смерть – его судьба, от нее не уйдешь, потому что он пробудил саму реку времени.

Он благоговейно содрогнулся, его зубы застучали.

– Уйду через несколько дней, как только смогу, – сказал он. – Ты забудешь о том, что мы говорили, хорошо?

Фрина встала. она прислонилась к стене, прижалась к грубому кирпичу щеками и ладонями, закрыла глаза. Она словно сама собиралась с силами. И наконец каким-то далеким голосом ответила ему:

– Нет, я помогу тебе.

VI

Только спустя четыре дня Фрина остановила Эодана в портике и сказала:

– Я готова. Приходи к моей комнате – знаешь, где это? – после заката, и я попробую замаскировать тебя. Сможешь взять лошадей?

Его сердце заколотилось. На мгновение, стоя под желобчатыми колоннами и глядя на зеленые газоны и широкие поля, он подумал, что стоит среди громов и обнаженных мечей. Наконец он кивнул.

– Конюхи спят там же, но их просто будет запугать, если у меня будет оружие. И никто не узнает до утра.

– И тогда откроются двери Тартара! [Тартар – в древнегреческой мифологии бездна под царством мертвых, куда Зевс заточил титанов. – Прим. пер.] – У нее были огромные глаза и бледные щеки. – Посмотрим, – продолжала она. – У меня будет для тебя меч – я знаю, где держат оружие, – и пара кинжалов. Ты запугаешь конюхов, свяжешь их одного за другим и заткнешь им рот. При этом, словно по неосторожности, скажи что-нибудь такое, чтобы они подумали, что ты сбежишь в горы. Это самое ожидаемое направление, чтобы добраться до Гельвеции. А куда ты на самом деле собираешься отправиться после Рима, Эодан?

– Не знаю, – ответил он. – На север, где люди еще свободны. Не знаю, куда лучше.

– Лучшего направления нет, – сказала она. – На всех будет опасно. – И, наклонившись к нему, так что он почувствовал ее дыхание, она быстро и испуганно добавила: – Не думаю, что твоя лучшая надежда – север. Придется слишком долго идти по римской территории. А вот на востоке или на юге… Но поговорим об этом позже. Сейчас нас не должны увидеть вместе. Значит, после темноты – и не ошибись. Я устроила так, что две девушки, которые спят в одной комнате со мной, сегодня будут отсутствовать. И до другого такого случая моя подготовка будет обнаружена. Значит, сегодня вечером!

Она пошла от него, почти побежала, и ветер развевал ее легкое белое платье. Эодан не мог не смотреть ей вслед. Рабыня с душой дочери вождя, думал он; конечно, какая-то Сила послала ее на его дорогу. Он пообещал бы жертву, если бы знал, какая это Сила, но боги этой земли ему незнакомы, а Химмерланд слишком далеко, чтобы услышать о его бедах. Что ж – вечером!

Он пошел в виллу. До заката еще несколько; часов, как он проживет их, не кича всем у миру о своей тайне? Надо попросить у Корделии разрешения поскакать галопом. Да, хороший план, он сможет разведать дорогу для бегства…

Он нашел ее в перистиле. Ее служанки, маленькая пухленькая стайка, болтали и хихикали, полоски ткани тут и там открывали соблазнительные округлости. Они раскладывали полотенца и чистое платье: госпоже захотелось поплавать в бассейне. Корделия стояла среди них. Увидев, что среди колонн появился Эодан, она набросила на себя полуснятую столу. Темная этрусская голова поднялась, и Корделия с непривычной холодностью сказала:

– Как ты смеешь? Разве ты не знаешь, что слугам запрещено сюда приходить?

– Прошу прощения, – сказал Эодан. – Меня не было…

– Вон! Тебя слишком долго не было. Ты должен охранять это место. Где ты был?

Эодан стал думать. Каким-то утром он поклялся прекратить эту жизнь на содержании. На следующую ночь она еще была уставшей, и он спал в помещении для стражников. Потом она ничего не сказала, и он снова ночевал в казарме. На следующее утро он предложил надзирателю помочь привести несколько породистых животных с соседней плантации; вернулись они только после заката, он устал и сразу лег на свой матрац… Да, именем Огня, он не видел Корделию три дня!

– Я уверен, ты знаешь, где я был, госпожа, – ответил он. – И если ты не вызывала меня … помочь тебе… – Служанки не сдержались и захихикали. Корделия нахмурилась и поджала губы…. – И я не хотел беспокоить тебя, госпожа, – закончил он.

Она медленно спросила:

– Разве благодарность не в обычае у варваров?

– Но что я сделал неправильно?

Он прекрасно это знал и не мог удовлетворительно изображать недоумение. Лицо Корделии омрачилось.

– Все уходите, женщины! – приказала она. – Ни одна не должна оставаться.

Они убежали с возгласами отчаяния: госпожа рассердилась!

Корделия по блестящему мозаичному полу медленно пошла к Эодану. Она сжимала столу без пояса, и костяшки ее пальцев побелели.

– Если ты так мало думаешь обо мне, что приходишь только по приказу… если ты предпочитаешь до ночи гнать коров, не спросив, чего хочу я… – Она была рядом с ним и говорила сквозь стиснутые зубы. –