двигателями, насосы для создания канализации. Да мало ли невоплощённых пока здесь идей. Эх! Как там у Архимеда? Дайте мне точку опоры, и я переверну Землю! Нам бы побольше таких кристаллов.

– Тихомир Яковлевич, а мне откроете секрет своего заклинания?

– Это самое малое, чем я могу отплатить за вашу доброту.

Мы поговорили ещё немного, но усталость взяла своё. Через час все отправились спать.

Открыв глаза, удивилась. Со двора не доносилось привычного кукареканья. Неужели ещё так рано? Встала и распахнула плотные шторы. В глаза ударили потоки света. Так ведь дело близится к полудню! Я так крепко спала? Накинув халат, вышла на балкон и поразилась увиденной картине. На улице были слышны лишь голоса людей и ни мычания, ни ржания, ни кудахтанья.

Обескураженная внезапной немотой, охватившей мой скотный двор, оделась и вышла на улицу. Там под яблоней, сидели Жадовский и Горский, о чём-то беседуя.

– А, – заметил меня Василий Андреевич, – с пробуждением, Александра Николаевна! Как спалось?

– Великолепно, – чуть ошарашенно ответила я, – а что происходит?

– Это наш друг решил дать вам возможность поспать подольше, – усмехнулся наставник, показывая на Тихомира.

Тот улыбнулся:

– Всего лишь одно нехитрое заклинание. Помню, мы так баловались с моей сестрой в отрочестве. Ох и ругали нас тогда нянюшки.

Из-за угла показалась взволнованная Маша:

– Госпожа! – Подбежала она ко мне, – скотник Федот жалуется. С утра куры не несутся. После ихнего колдунства, – ткнула она пальцем в Горского, – и лошади никого к себе не подпускают, будто заполошные.

Я рассмеялась:

– Тихомир Яковлевич, будьте добры, верните как было. Не будем мучить бедных животных.

– Извольте, – маг щёлкнул пальцами, и тотчас с конюшни донеслось протяжное ржание. Послышалось квохтанье вездесущих куриц и блеянье коз.

– А меня такому научите? – Поинтересовалась я.

– Всему, что знаю сам, если хотите, – улыбнулся маг, – только учтите, проделывать подобный трюк верхом на лошади крайне опасно. Эти животные чрезвычайно чувствительны к магии. Могут и скинуть седока от страха.

– Учту.

– Госпожа, – из дома вышла Варя, – подали обед.

Я пригласила всех за стол, договорившись после трапезы прогуляться в деревню, посмотреть, как Никодим справляется с работой.

Лето щедро одаривало землю теплом, ночью прошёл дождь, отчего запахи луговых трав и близкой реки стали более пряными и насыщенными. Вдыхала этот невероятный аромат и не могла надышаться. В траве стрекотали кузнечики. Птицы порхали с ветки на ветку, оглашая округу звонкими трелями.

В приподнятом настроении вошли мы в деревню, почти пустую в этот час. Все были заняты работой. Проходя мимо одной избёнки, добротной, но какой-то неаккуратной, услышала детский плач.

– Погодите, – остановила я спутников. Помимо Жадовского и Горского с нами пошёл Никита, – кто здесь живёт? – Обернулась к нему.

– Касьяна хромого семья, – нахмурился управляющий.

– Пойдём, узнаем в чём дело.

Отворила скрипучую, перекошенную калитку и вошла во двор. Позади дома, прижимая к себе тряпичную куклу, сидела девочка лет трёх и горько рыдала.

– Малышка, – подошла я к ней, – кто тебя обидел?

Она глянула на меня со страхом, губы её дрожали, а по щекам текли слёзы. Никита взял девчушку на руки:

– Не бойся. Скажи. Это же барыня наша, она тебя не обидит.

Та недоверчиво глянула в мою сторону, но всё же ответила:

– Там тятька мамку лупит, – и снова зарыдала.

– Ах, вот в чём дело?! – В груди обжигающей волной нарастал гнев. Вспомнила, как сама пряталась в комнате от разъярённого отца. Мамины приглушённые крики. Опухшее от слёз её лицо и тело в фиолетово-чёрных синяках.

Подобрала юбки и побежала в дом. Распахнула дверь. Посреди избы стоял коренастый мужичок, с заросшими сальными патлами, из-под которых горел полный ненависти взгляд. Под окном на полу, скорчившись и заслонив живот руками, поджав колени, сидела его жена. На лице ни кровинки от страха губы разбиты, под глазом наливался здоровенный фингал.

Мужик с рычанием обернулся ко мне, не признав в запале:

– Кого леший принёс?! – Рявкнул он.

– Сейчас узнаешь, – тем же тоном ответила я.

Протянула руку вперёд, посылая импульс в сторону Касьяна и за горло, протащила его по стене до самой крыши.

В дом вслед за мной влетели мои спутники. Мужичок, отчаянно барахтаясь, силился сделать вдох, лицо его медленно наливалось синевой. А у меня перед глазами стояла багровая пелена. Слишком сильны были воспоминания. Тело ещё не забыло боли от кулаков родного папочки. Того, кто в детстве казался защитником. Сильным и любящим.

– Сашенька, – Жадовский положил руку мне на плечо, – отпусти его, девочка. Помрёт ведь.

Вздрогнув от прикосновения, ослабила хватку. Касьян, хрипя, задышал. Разжала руку, и он грохнулся об пол, взвыв от боли.

– Как тебя зовут? – Подошла я к его супруге, подав ей руку.

– Д-д-дуня, – женщина хоть и смотрела на меня с ужасом, но ладонь протянула и тяжело поднялась.

Только сейчас заметила, что она была в положении. Так вот почему закрывала не лицо, а живот. Старалась уберечь дитя. От злости сжала челюсти так, что раздался хруст.

– Никита! – Рявкнула я, – почему этот нелюдь избивает беременную жену, а все делают вид, что ничего не происходит? Не ты ли поставлен следить за людьми? Или я поторопилась с твоим назначением?!

– Так не раз говорил я с ним, упреждал, – виновато опустил голову управляющий, – а Дуня, знай, его защищает. Сама врёт, что упала, ударилась.

– Так было? – грозно глянула уже на женщину.

Та молча кивнула, скосив взгляд на мужа, всё ещё сидящего на полу.

– А ты его не бойся, – я сложила руки на груди, – теперь, кто посмеет ударить женщину, сорок розог. Понял, Никита? И никаких отговорок. Сама упала, сама поранилась. И попробуй только не проследи.

Присмотрелась к Дуне, что-то знакомое лицо:

– Не ты ли приходила ко мне недели две назад? Лечила тебе ушибленную руку. Тогда сказала, что с коромыслом упала?

Женщина снова кивнула, так и не открывая рта.

– Понятно. Ложись на лавку, ребёнка гляну. Не навредил ли ему этот урод.

Села рядом с Дуней, прямо на пол, положила руки на живот. Повезло, кроме гематом повреждений не было. Сняла боль и поднялась.

– Ты почему дома прохлаждаешься? – Подошла к Касьяну, – все работой заняты, а тебе особое приглашение надо?

– Хромой я, – прохрипел мужик.

– Жену избивать тебе ничего не мешает. Этого на скотный двор, – поманила я рукой Никиту, – пусть стойла и хлев чистит, там ему самое место. И сорок розог пониже спины. Долго ты меня вспоминать будешь, – прошипела я, наклонившись к лицу Касьяна, – а посмеешь ещё раз хоть пальцем кого из домашних тронуть, покажу, что значит разъярённая ведьма. Тебе розги тогда лаской покажутся.

Мужик заелозил по