боль? Отвезу тебя куда-то и… что? Оставлю тебя в канаве? — Я пытаюсь скрыть боль в голосе, но не могу. Я готов сделать все, чтобы эта женщина была в безопасности, и совершенно очевидно, что теперь она тоже меня боится.

С одной стороны, я не могу ее винить после того, что она только что увидела. Но с другой, она наверняка тоже увидела, на что я готов пойти, чтобы ее обезопасить.

— Может быть. — Теперь ее челюсть тоже сжата. — Очевидно, я тебя совсем не знаю, Иван.

Тот кинжал, который она всадила в меня, когда сказала отвезти ее домой и оставить в покое, прокручивается, и прежде чем я успеваю остановиться, я бью ногой по тормозу, выворачивая машину на обочину и занося ее в траву. Мы находимся в чертовом нигде, в Иллинойсе, и на много миль вокруг никого не видно. Шарлотта, кажется, понимает это, но по совершенно неправильным причинам, потому что ее и без того бескровное лицо, кажется, становится еще бледнее.

— Кое-что ты все же знаешь, — тихо говорю я, голос мой твердый и резкий. — Ты знаешь, я лучше съем бургер в пабе, чем потрачу пятьсот долларов на еду, отмеченную звездой Мишлен, ты знаешь, что я пойду собирать яблоки с удовольствием с тобой осенним днем, когда все твои парни предпочтут остаться дома и смотреть игру. Ты знаешь, что я дерьмо в выпечке, но я, по крайней мере, могу почистить яблоко, когда ты компенсируешь остальное, и ты знаешь, что я заставляю тебя смеяться. — Я протягиваю руку, мой палец скользит по линии ее челюсти, потому что я не могу удержаться от того, чтобы не прикоснуться к ней. Даже такая, злая и испуганная, она прекрасна. Даже когда она в таком состоянии, я не могу заставить себя перестать хотеть ее. — Ты знаешь, каково это, когда я целую тебя. Ты знаешь, как я смотрю на тебя, когда ты вся обнаженная, сладкая, как тот яблочный пирог, который мы испекли. И ты знаешь, как сильно я могу заставить тебя кончать. — Мои пальцы смыкаются вокруг ее подбородка, и я поворачиваю ее лицо, чтобы она посмотрела на меня, но она так же быстро отдергивает его.

— И что из этого было правдой? — Она смотрит в окно, отворачиваясь от меня как можно дальше. — А что из этого было просто твоей попыткой заставить меня влюбиться в тебя, чтобы ты мог получить то, что ты хотел от меня?

Все это было правдой. Но я вижу, что она не поверит в это. Не прямо сейчас. Может быть, никогда, учитывая то, как все идет.

— Блядь, Шарлотта. — Я качаю головой, снова включаю передачу и выезжаю на дорогу. У нас нет времени сидеть здесь и спорить, не с тем, что у нас на хвосте. — Мы можем закончить этот разговор позже, — бормочу я, стиснув зубы, и снова начинаю движение.

— Давай закончим на том, как я узнала, что ты избил Нейта, — выплевывает она. — И…

— Напомнить кое-что? Я не думал, что тебе есть до него дело. Он изменил тебе, помнишь? Заставил тебя чувствовать себя дерьмом, хотя ты этого не заслуживала. Ты потратила впустую пять лет своей жизни. Какого хрена тебя волнует, что я с ним сделал?

— Я… — запинается Шарлотта, глядя на свои руки. — Я не знаю, заслуживает ли кто-то чего-то подобного. Даже если они…

— Многие заслуживают. — Я чувствую, как мои челюсти сжимаются, когда я сжимаю руки на руле. — А некоторые действительно нет. Я причинял боль и в том и в другом случае, Шарлотта, делая то, что я делаю для своего отца. И это то, что действительно беспокоит тебя, не так ли? Не то, что я избил Нейта, а то, что это сделал я. Я, с которым ты обедала, пекла пироги и смотрела фильмы бок о бок, как обычная девушка с обычным парнем. Я, которого ты впустила в себя, которому ты позволила…

— Стоп! — Выкрикивает Шарлотта, вскидывая руки. — Я поняла! Я позволила тебе трахнуть меня, но я не знала, и…

— Ты уже знала сегодня утром. — Боль снова звучит в моем голосе, ледяная в каждом слове, и я не могу ее скрыть. Я знаю, что сделал больше ошибок, чем, вероятно, когда-либо смогу исправить, но Шарлотта, похоже, намерена притворяться, что она не имеет к этому никакого отношения. Что ее обманули в каждой мелочи, и хотя я лгал ей о многом, о чем она даже не знает, есть некоторые вещи, которые она знала. И это утро — одно из тех, за которые я буду держаться, хотя я знаю, что и этого не заслужил.

Ее губы сжимаются в тонкую линию.

— Ты преследовал меня. — Она с трудом сглатывает, нежная линия ее горла движется, и вид этого заставляет меня дергаться в джинсах, я возбужденный, несмотря на спор. Черт, может быть, отчасти из-за этого. Милая, невинная Шарлотта прекрасна и желанна во всех отношениях, но злая Шарлотта — вспыльчивая, и мне хочется прижать ее к земле и трахнуть, пока она выплевывает эти злые слова в меня, пока я не узнаю, смогу ли я превратить эти проклятия в стоны.

— Ты выслеживал меня, — продолжает она, и гнев снова звучит в ее голосе. — Шпионил за мной. Я слышала, что сказал Брэдли. Вот как ты узнал, что Нейт говорил мне. Я никогда не рассказывала тебе об этом. Вот как ты узнал, где я обедаю. Ты нашел меня в кафе не случайно… — она замолкает, и я чувствую, как напрягаюсь, зная, как близко она подошла к тому, чтобы собрать все воедино. К тому, чтобы все выяснить, и тогда, видит бог, она никогда меня не простит.

Я просто должен сказать ей. Я не должен продолжать тянуть. Но как только я это сделаю, любой шанс на то, что между нами будет что-то большее, исчезнет. И я пока не готов ее отпустить.

— Ты права, — тихо говорю я ей. — И я не должен был этого делать. Все это было неправильно, но…

— Что нам теперь делать? — Она обрывает меня, явно незаинтересованная в моих извинениях. Что, вероятно, к лучшему, потому что я все еще не знаю, как сказать ей, что мне жаль, так, чтобы это казалось искренним. В конце концов, то, чего я все еще хочу, — это то, чего я не должен был делать, — найти способ удержать ее. — Твой план с Брэдли явно не сработал. Он хочет бросить тебя в самую глубокую яму. И я почти склонна согласиться с