Я наступаю на горло собственной ревности, затыкаю ее грубо и безжалостно, и заставляю себя от чистого сердца пожелать Малову всего хорошего.

— Счастья тебе, скотина озабоченная, — шиплю над бокалом шампанского, когда куранты отбивают двенадцать, — баб побольше, таких какие тебе нравятся. И чтобы сил на всех хватило, и чтобы крючок не подвел…ну и поноса острого для веселья нескончаемого.

Ладно, так себе пожелание вышло. Не спорю. Зато от чистого сердца.

После полуночи выносят гигантское блюдо с шашлыками, и они немного смиряют меня с жестокой действительностью. Ароматно, горячо. Чего еще надо? Одна только радость и осталась – пожрать повкуснее.

Правда от пожрать повкуснее растут бока и пузо, поэтому я все-таки решаю подвигаться и выползаю на танцпол.

Под залихватское «новый год к нам мчится», скачу как бешеный сайгак. Потом нахожу микрофон и снова радую народ своим гениальным исполнением. Когда я вытягиваю знаменитое «гоу он» из Титаника, у половины народа начинаются конвульсии.

— Давайте ее пристрелим? — флегматично предлагает Славка, — или в окно выкинем.

Эта идея находит самый живой отклик у народа. В итоге я с визгами и диким хохотом ношусь по всему дому от толпы разгоряченных фанатов. Пытаюсь запереться в какой-то комнате, но не успеваю. Мне ловят и за руки, за ноги тащат на улицу.

— Пустите, изверги, — хохочу, а они не слушают ни черта.

Останавливаются перед большим сугробом и начинают раскачивать.

— На счет три! — командует Слава, — раз, два, три!

Визжу во весь голос и проваливаюсь с головой в сугроб. Снег везде. Залепляет лицо, попадает за шиворот, в глаза, кажется, даже в трусы комок забился.

— Я буду мстить! — торжественно клянусь, пытаясь выбраться.

Меня кто-то подхватывает под руки и вынимает из снега, отряхивает как детского пупсика. Но только за тем, чтобы снова отправить в полет.

— Ах ты! — снова носом в сугроб.

Рядом кто-то приземляется с диким гоготом. Когда я выныриваю из белого плена, вокруг уже бедлам. Великовозрастные девочки и мальчики бесятся, как малыши, впервые увидевшие снег. Мы играм в снежки, валяем друг друга, строим крепость и снеговика.

Снеговик получается пошлый, потому что нашлись аж две морковки. Одна пошла ожидаемо в качестве носа, вторая крохотная – ниже.

— Не порядок, — говорит Марат и под ободрительные крики меняет их местами.

Дураки в общем. Но было весело.

Затем, кто-то вернулся в зал, а самые продрогшие и промокшие до трусов отправились отогреваться в сауну. Я среди их числа, тайно радуюсь тому, что заранее все продумала и взяла с собой комплект сменной одежды.

Когда прихожу обратно, у меня еще немного сырые волосы, они завиваются колечками и делают меня похожей на худосочную боллонку. Мне нравится. И кудри, и отражение, которое ловлю в зеркале. Девушка в нем точно не грустит. Старательно веселится и отдыхает, и плевать, что зеркало показывает только внешний слой. Этого достаточно.

— Ты как? — плюхаюсь на диван рядом со Светой.

Она тоже не скучает. Рубится в приставку с парнями и, кажется, безжалостно их разделывает под орех. Выглядит вроде нормально, но вижу, что уже устала.

— Все хорошо, — она манит меня к себе рукой и когда склоняюсь ближе, шепчет на ухо, — здесь Мирон.

— Чего?! — я аж подскакиваю, — что он здесь забыл?

— Тебя ищет.

— Да ё-моё, — мне даже неинтересно откуда он взялся, я просто хочу чтобы он не попадался на глаза.

Но не тут-то было.

Буквально через минуту, после того как я узнаю эту новость, бывший нарисовывается рядом со мной:

— Позволишь пригласить тебя на танец.

Хочу сказать грубое «нет», но он улыбается, как блаженный, поэтому язык так сходу не поворачивается отшить. Киваю и послушно протягиваю ему руку, позволяя вывести себя на танцпол.

Как назло, играет медляк, подразумевающий очень близкий контакт между танцующими. Его руки на мои бедрах, мои – на его плечах. Мирон пытается подтянуть меня ближе, но я неподатливо упираюсь.

— Как ты сюда попал?

— Я же говорил, что празднуем у друга на даче. Оказывается, она через забор от вас.

Зашибись совпадение.

— Я услышал твой смех. Сначала подумал, что показалось, потом смотрю – действительно ты. Не мог не придти.

— Угу, — буркаю я, думая о том, что мне надо сменить манеру смеяться, чтобы стать не такой приметной.

— Тебе не кажется, что это судьба? — тихо спрашивает он, — то, что мы оказались рядом несмотря ни на что?

Мы не рядом. Вообще, ни капли. Я не чувствую его, будто танцую просто с куском бревна. Не мой человек. Но он этого не понимает. Медленно склоняется ниже, с явным намерением поцеловать. А я зависаю на его глазах и вовсе не оттого, что они такие распрекрасные. Нет. В них просто причудливо отражаются огоньки, из которых какой-то весельчак сложил сверкающее слово «жопа».

Поэтому упускаю момент, когда губы Мирона накрывают мои. Стою, таращусь на него, не отвечаю. А он старается, пыхтит, лобызает изо всей дурацкой мочи.

— Кхм…— кашлянув, отстраняюсь, — это было лишнее.

Провожу рукавом по губам.

— Лен, давай начнем все заново. Ты же знаешь, как я тебя люблю, — в порыве страсти шепчет Мирон, а я вообще ничего не чувствую. И не вижу смысла врать.

— Прости. Не могу ответить тебе тем же. Уходи, — упираюсь руками ему в грудь и отталкиваю

— Но почему.

Потому что я люблю другого – самый логичный ответ, но меня саму от него тошнит, поэтому отвечаю нейтральное:

— Между нами все кончено. Уходи.

Музыка меняется на хороводную, вокруг тут же появляется толпа людей, и я, воспользовавшись суматохой,