— Эй, земляки, давай сюда! Не стесняйтесь!

— Мама родная. Так это же он — Болдырев! — промямлил обалдевший Фрол Иванович.

Есаул, ничуть не удивлённый, проговорив:

— Ну что ж, в гости так в гости! — стал спускаться вниз по склону. — За мной, ребята!

Оказавшись под днищем громадины, задрав головы, разглядывали полированную поверхность в поисках лестницы. И тут бесшумно отполз в сторону небольшой квадрат днища, оттуда отцепилась круглая металлическая конструкция с кабиной внизу. Отошла в сторону небольшая дверца. Казаки, пригнувшись, вошли внутрь. Когда дверца открылась вновь, казаки, шагнув через порог, оказались внутри большого помещения, освещённого потолочным светом сквозь какую-то голубоватую поверхность над головой. Одна из стен в нижней её части была нашпигована какими-то кнопками, разноцветными лампочками под стеклом в небольших круглых отверстиях. Привлекли внимание Фрола Ивановича несколько прямоугольных ниш с закрытыми дверками внутри, открыть которые дотошному казаку так и не удалось. Егорка прошёлся по периметру помещения и встал у стола посередине зала с сиденьями из металлических трубок вокруг. На одно из них сразу, как вошёл, уселся Зорич, не выказывая никакого любопытства к окружающему.

— Фрол Иванович, — негромко сказал он, — идите сюда, не ломайте мебель, а то как бы за неё не пришлось дорого заплатить.

У Заглобина мелькнула тревожная мысль: «А вдруг в самом деле!» Он тут же опустил нож, которым безуспешно пытался открыть дверцу, в ножны и уселся за стол. Ждать пришлось недолго. В одной из стен возникла дверь, из неё появился и бодро зашагал к казакам Болдырев собственной персоной!

Восторгу от встречи так долго не видевших друг друга станичников не было предела. Лобзания и объятия следовали одно за другим в течение нескольких минут. Наконец, утомившись, уселись вокруг стола. Болдырев на правах хозяина взял нить разговора в свои руки.

— Вот что, земляки! — начал он. — Конешно, вам интересно знать, што и как. Поговорим потом, а то на пустой желудок и слова не выговоришь. Помоги-ка мне, Фрол, и ты, сынок.

Подойдя к стене с кнопками, Болдырев стал нажимать их одну за другой. Выползли из открывшихся ниш короба, наполненные какими-то баночками, тюбиками, всяких размеров и форм упаковочками. Нагруженные ими казаки трижды ходили к столу. Наконец уселись. Болдырев взял одну из банок, дёрнул пальцем за кольцо, приглашая жестом гостей сделать то же, и провозгласил:

— Да штоб нам так всегда встречаться и долго жить!

Казаков долго упрашивать не пришлось. Сначала морщась, а потом, войдя во вкус, они отдали должное инопланетным изделиям. Наконец, когда опустевшие упаковки переместились со стола под стол, захмелевший Болдырев постучал полупустой банкой о стол, требуя тишины, и начал официальную часть встречи так:

— Я хочу познакомить вас со своим экипажем, с «чинариками». У них, конешно, несколько странноватый вид, но я к этому привык. Поверьте, казаки, они славные ребята.

Неизвестно как, вроде бы Болдырев не делал никаких движений, не говорил и даже не вставал из-за стола, но распахнулась и отползла в сторону часть стены, и в отверстии появились какие-то неясные фигуры. Казаки застыли в ожидании. Лучше бы оно тем и кончилось, но, выйдя на свет, фигуры обрели видимые формы, да такие, что даже волевой есаул откинулся на спинку стула и даже у него отвисла челюсть, у его казаков остекленели глаза, а слабосильного Егорку одолела икота. Их было пятеро. Четверо больших, а одно маленькое. Фролу сразу пришла на память икона в станичной церкви — сошествие грешников в ад. Но ни перекреститься, ни сотворить молитву не было сил — таким сильным случилось обольщение этих диковинных фигур. Да и было от чего. Фигуры были глянцево-чёрные, как начищенный хромовый сапог. Большеголовые. Рот, как говорится, от уха до уха, но их-то и не было. Тонкие ярко-красные губы, за которыми подобие рта, полностью набитого зубами. Глаза как чайные блюдца, свёрнутые в спираль белые пружины. На головах торчали, покачиваясь, в локоть длиной два отростка, на концах которых маячили круглые шарики. Пришедший в себя Фрол заметил, что у маленького они были переплетены какой-то лентой, что ли. Фрол разглядел даже что-то похожее на бантик. «Это ж надо, девка!» — ахнул про себя Фрол и, чтобы удостовериться, стыдливо (неудобно всё-таки) опустил глаза ниже. Так и есть. Там было что-то, что могло исполнять половую функцию и отличать этих, прости господи, одного от другого.

«Это ж надо!» — восхитился собственной прозорливости Фрол и стал подетально приглядываться к маленькому «чему-то». И тут он заметил, что, в отличие от неподвижно стоящих остальных, «малая» стала проявлять какую-то активность. Стали суетливо дёргаться из стороны в сторону «косички» на голове, а нижняя часть живота — «Во даёт!» — восхитился Фрол — стала делать какие-тот усыпляющие, завлекающие движения, как пассы гипнотизёра (так бы подумал Фрол, если бы знал, что это такое). Потом этот самый мелкий «чинарик», приложив козырьком к глазам то, что можно было, не разглядывая в мелочах, назвать ладонью, а другую опустив вниз живота, стал медленно, загадочно колыхаясь, явно завлекая, флиртовать (этого слова не знали казаки, но Фрол, облизав губы, сказал с восторгом: «Вот шельма!»). Фрол, увлёкшись, пропустил тот самый критический момент, который политики всех стран называют дипломатическим курьёзом или казусом, как кому больше нравится, а военные — напрямую — казусом белли. Подавайте им, охочим, войну. И дождались, наконец, получили. Так и тут.

Подобравшись совсем близко к одуревшим казакам, распутная девица с диким визгом, раскинув длани, ринулась к целомудренному, чистому, как слеза ангела, Егорке, который за версту обходил капканы женского обольщения. Инстинкт самосохранения вернул прыть охмурённому «чинариком», и он резко вскочил со стула, а на большее, увы, его не хватило. Он грохнулся с повисшей на нём похотливой девицей на железный пол, прогремев походным котелком, привязанным к поясу, и потерял сознание. Отрывали малого «чинарика» от жертвы всей семьёй „чинариков", среди которых не потерявший самообладания Фрол Иванович с содроганием заметил у одной из глянцевых фигур те же половые признаки, что и у малой. Он уцепился за её ногу и потащил «чинарика» в сторону раньше даже, чем заорал диким голосом: «Ату её!» И даже раньше мысли: «Надо спасать парня!