Спор разгорался. Казалось, в нем принимают участие даже портреты на стенах. Как видно, оттого, что тетя Вали осталась одна, она любила видеть вокруг себя портреты родственников, близких и дальних. Среди них выделялся портрет дяди Оскара, который сейчас выглядел особенно обиженным. Он смотрел прямо на тетю Вири, и весь вид его говорил, что он не согласен с ней. Свет настольной лампы выделял его строгий профиль, уши торчком и мощные бицепсы. Дядя Оскар был боксером, у него не только кулак, но и взгляд стальной. И этот взгляд словно ободрил тетю Вали.

— Неправда, что Тони ничем не интересуется! — воскликнула она. — Тони многим интересуется. Например, марками, драмкружком, настольным футболом. Да, он ходит на занятия драмкружка. И это еще не все. Он учит иностранный язык. Только вчера он мне об этом рассказывал. Он занимается английским. На соседней улице живет одна пожилая дама. Англичанка, которая когда-то вышла замуж за венгра…

Не успела она договорить, как тетя Вири воскликнула:

— Дези — гусиные лапки!

— Почему гусиные лапки?

— Потому что она такая длинная, худая, одни жилы… Многие так ее называют. За глаза, разумеется. Я ее хорошо знаю по рассказам зеленщика и мясника. Она покупает только дешевое мясо. И только говядину. А еще растительное масло. А растительное масло — это такая гадость!

Тетя Мили обрадовалась, что спор затих. Она положила руку на плечо своей старой приятельницы.

— Ты неподражаема, Вири! Ты всех знаешь, дорогая…

В течение короткого времени разговор велся вокруг посетителей гастронома и всевозможных покупок. Но радость Мили оказалась преждевременной. Скоро тетя Вири, забыв о капусте, сельдерее, кольраби и вырезке для ростбифа, вновь вернулась к Тони:

— Значит, Дези — гусиные лапки… учит его. Воображаю!

— Да, так сказал Тони.

— Могу себе представить… — И все вновь услышали ее ехидный смешок.

Силы тети Вали были уже на исходе, но она охрипшим голосом продолжала отстаивать справедливость:

— Я же вижу по вечерам, как он что-то все время пишет в тетради. Что он еще может делать, как не учить уроки?

Тетя Вири подвинула к себе поднос с пирогом, который был просто объедение: мягкий, пышный, с приятным запахом рома. Съев несколько кусочков, тетя Вири изрекла:

— Учит уроки… хм… пишет… хм… — Тут у нее снова сорвался голос: — Да ведь это он рисует, Вали, рисует! Знаю я таких. Говорю тебе как близкая подруга: ты должна смотреть за ним в оба!

Еле заметным движением руки тетя Вали отодвинула от нее поднос. Она любила как следует угостить подруг, однако сегодня они съели достаточно. Надо, чтобы и Тони осталось. Она вздохнула.

— Хорошо, я так и сделаю, Вири.

4

Так тетя Вали и сделала, а вернее, решила, что будет смотреть за мальчиком «в оба». В конце концов, вся ответственность за ребенка падает на нее, и просто любить кого-нибудь — этого мало. Любить надо с умом. Но с другой стороны, нельзя быть и бесцеремонной с ребенком. Подросток тоже человек. Его нельзя обижать. Пусть Тони после возвращения из школы отдохнет, поест, немного послушает радио или посмотрит телевизор, ему тоже необходимо развлечься. И, пожалуй, будет неплохо, если он еще что-нибудь съест.

— Не хочешь ли яблочного пирога?

В ответ Тони бормочет:

— Я сыт им по горло… — Он встает, потягиваясь. Фильм кончился. — Лучше я немного поучу уроки.

Как хорошо, что он сам это сказал, что его не надо заставлять! Тем не менее тетя Вали решила поговорить с Тони. И хотя она обстоятельно обдумала, о чем и как будет с ним говорить, все вышло иначе. Она сумела лишь сказать:

— Хорошо. Очень хорошо. Как раз вовремя. Уже поздно. Очень хорошо. Потому что если в дневнике у тебя плохие отметки…

Тони всегда раздражало, когда его наставляли. А сегодня, когда у него и так забот полон рот, было бы совсем неплохо, если бы его оставили в покое…

— Черт с ним, с дневником, — ворчит он, — мне наплевать.

— Как ты выражаешься, Тоник! Тетя Вири говорит, что ее кошка куда вежливее тебя.

Он неторопливо раскладывает учебники на столе. Вытаскивает черновую тетрадь.

— Это Мерседес, что ли?

— Именно. И гораздо вежливее.

— А мне и на Мерседес наплевать. Я ей когда-нибудь такого пинка дам!

Тетя Вали приходит в ужас. Кошмар! Как ребенок выражается! К ее волнению примешивается явная тревога.

— Тони, если ты будешь себя так вести, то отец заберет тебя с собой в следующий раз.

— Отец уже полгода не был дома… — говорит Тони, и в его голосе звучит обида. — «Отец»! Он мной не интересуется.

Тетя Вали тут же становится на защиту:

— Он не может часто приезжать из-за границы. Он же строитель, а ты знаешь — это очень важная работа…

Во время разговора она внимательно следит за Тони. У того все готово к занятиям, свет настольной лампы падает прямо на тетрадь; сам Тони уже что-то пишет. Пишет или рисует? Надо посмотреть, чем он занимается. Недаром Вири советовала ей понаблюдать за ребенком.

Тетя Вали приближается к столу. Она делает вид, что хочет навести здесь порядок. Возится с подставкой для фикуса и потихоньку смотрит. Конечно, это неприлично, но с другой стороны, если Тони не занимается — тоже скверно. Тогда отец заберет его, а это просто невозможно, она всем сердцем привязалась к мальчику. Ничего плохого не случится, если она заглянет к нему в тетрадь.

— Что это такое, Тони?

— Как что? Черновая тетрадь.

— Ну, а этот рисунок?

Тони не любит, когда ему мешают. Поэтому отвечает с явной неохотой:

— Замок. Крепость.

Тетя