завтраки в Бадене под Веной в выходные, когда Вера была свободна. Он расспрашивал ее о работе, впечатлениях от спектаклей и выставок, куда регулярно приглашал. Был обходителен и мягок, постоянно давая понять, что заинтересован в продолжении отношений, и это продолжение последовало несколько месяцев спустя.

В Баденском отеле, куда они заселялись на уик-энд, администратор за стойкой спросила, нужен им один номер или два. Магнус повернулся к Вере, вопросительно задрал бровь. Вера чуть заметно кивнула, и он ответил:

– Пожалуйста, один сьют.

Казалось бы, общий номер подразумевал, что будет дальше, но, поднимаясь в лифте, Магнус деликатно уточнил, действительно ли Вера готова и согласна на… Она закрыла ему рот поцелуем – не первым, конечно, но по-новому страстным.

Оставив вещи, они отправились гулять по курортной аллее, где цвели розовые кусты, а оркестрик в беседке играл Штрауса. Добротная патриархальность курорта забавляла Веру, не раздражая; приятно было не спеша бродить между деревьями, слушать музыку и вдыхать цветочные ароматы. В кофейнях подавали кофе с апельсиновым ликером и убийственно вкусные австрийские пирожные; даже отрывистая немецкая речь здесь казалась плавной, как стихи Гёте.

Так же плавно, словно поэма, прошла их первая ночь вдвоем, когда любовь перемежалась болтовней за бокалом вина, подшучиванием друг над другом, воспоминаниями о событиях последних месяцев. Магнус признался, что Вера понравилась ему с первого взгляда – в строгом черном платье среди дам-благотворительниц, разряженных в шифоны и парчу, она, по контрасту, сразу бросалась в глаза. А уж когда выяснилось, что у новой знакомой российские корни, в нем всколыхнулось и увлечение «Доктором Живаго», и смутные представления о загадочности русской души, еще подкрепившие ее очарование.

Магнусу было сорок – самое время подумать о постоянной спутнице. Собственно, эта мысль пришла к нему после похорон родителей, умерших в один год, друг за другом. До того он активно пользовался статусом плейбоя и желанного холостяка, но теперь решил остепениться. Постановив, что невеста, занимающая серьезную должность в ООН, но при этом молодая и привлекательная, – это именно то, что ему нужно, повел наступательную кампанию по всем правилам искусства: не настаивал, не торопил, но и от себя не отпускал. Посылал цветы – домой и на работу, – делал подарки – не очень дорогие, но и недешевые, – давал понять, что настроен серьезно.

Наконец, убедившись, что Вера подходит ему по всем статьям, собрался делать предложение. Место выбрал не случайно: хотел создать романтическую обстановку. Заранее распорядился об уборке в доме, куда после смерти родителей наезжал два-три раза в месяц, заказал елку – уже готовую, с украшениями. Кажется, Вера оценила его усилия, потому что предложение, сделанное у камина, с непременным бриллиантовым кольцом, приняла благосклонно: улыбнулась, позволила надеть кольцо на палец и кивнула головой.

– Это значит «да»? – уточнил Магнус для верности.

Вера кивнула еще раз.

На церемонии собрались в основном его знакомые и родня; Вера позвала лишь несколько человек с работы. Приглашенный фотограф сделал снимки, групповые и их вдвоем: Магнус в сером фраке, Вера в кремовом гипюре. Она обошлась без фаты, приколов над ухом бутоньерку, и ландыши светились на ее темных волосах, как маленькие звезды.

Вера видела, что несколько женщин из числа гостей бросают на нее ревнивые раздраженные взгляды. То, что ее муж пользовался спросом на рынке холостяков, было ясно с самого начала; что ж удивляться, что их свадьба порадовала не всех.

И вот настал момент переселиться в квартиру Магнуса на Кертнерштрассе, где Вера уже бывала неоднократно, но переезжать до свадьбы отказывалась, вопреки его уговорам. Она сразу захотела собственную отдельную спальню, и Магнус, не чуждый старинных традиций, ее идею поддержал. Под спальню жены он выделил бывшую курительную комнату – да-да, имелась у него и такая, ставшая ненужной после наложенного врачом запрета на сигары, – и в ней за несколько недель сделали ремонт: обновили обои на стенах, покрыли свежим лаком старинный паркет, отчистили и заново покрасили гипсовую лепнину. Вера собиралась купить светильники помоднее, но Магнус мягко возразил: хрустальные люстры во всех комнатах должны остаться на своих местах, они задают стиль и формируют облик его дома.

О том, что дом его, он мог бы и не напоминать – Вера внимательно прочитала брачный контракт и никаких иллюзий на этот счет не питала. Замуж она выходила без корысти; по условиям контракта ей полагалось полное обеспечение со стороны мужа, но только на время брака и без раздела собственности в случае развода. Магнус уверял, что женится осознанно, раз и на всю жизнь, поэтому беспокоиться ей не о чем. Она и не беспокоилась: работа в ООН гарантировала финансовую независимость, пусть и в более скромном, по сравнению с размахами Магнуса, объеме.

Загорелая, бежево-золотистая и гладкая от солнца и массажа, Вера явилась после свадебного путешествия на Сардинию в офис, где коллеги встретили ее маленьким праздником: стоило ей распахнуть дверь, как на голову просыпались конфетти, а нестройный хор начал выкрикивать поздравления. Вера смутилась – такого приема она не ожидала. На столе в кабинете ее ждал букет из ирисов и белых тюльпанов, начальник – пожилой, с вечно поджатыми губами и львиной гривой седых волос швед Гуннар Йонссон, – церемонно поцеловал ей руку с обручальным кольцом.

Побежали одни за другими рабочие будни и семейные выходные: кофе с утра, сваренный Магнусом и поданный в постель, короткая поездка с ним вместе до работы. Шофер встречал их у подъезда дома; Магнус высаживался возле стеклянного здания «Эрсте», а Вера ехала дальше, через Дунай по мосту Рейхсбрюкке до Венского международного центра – большого квартала на Донауштадт, занимаемого штаб-квартирой ООН.

Каждый раз, когда впереди показывалась череда флагштоков с разноцветными полотнищами, трепещущими на ветру, на фоне голубого, серого или черного неба, Вера безмолвно изумлялась тому, как оказалась здесь, стала частью этой жизни. Она нащупывала в кармане карту-пропуск, заглядывала в зеркало, проверяя, в порядке ли прическа. Совала ноги в туфли на среднем – консервативном – каблуке, которые сбрасывала, усаживаясь в машину. Шофер желал ей приятного дня; Вера вылезала, одергивала юбку, шла быстрым шагом по мраморной плитке к дверям. Уже миновав охрану, возле лифтов, чувствовала, что все-таки она на своем месте: с ней здоровались, улыбались, кто-то на ходу задавал вопрос или сообщал новость.

Наступила осень: первая в ее замужней жизни. В один из дней, проезжая по Рейхсбрюкке, Вера заметила, что летняя синева Дуная сменилась сизым стальным оттенком; пешеходы на тротуарах переоделись в пальто и куртки. Едва сбросив на входе в кабинет плащ, она получила вызов от Гуннара Йонссона,