творца, вопреки утверждениям иных книжников, то ли чрезмерно высоконравственных, то ли по-детски наивных...

Тарик заглянул в конец книги. Так и есть, там имелся список по букворяду, разве что в голых книжках он назывался когда «оглавление», когда «содержание», а здесь стоял заголовок непонятным Тарику письмом «Барендаль», не из семи буквиц, а из пяти — но он, конечно же, означал то же самое. А вот все остальное напечатано знакомыми буквицами: болотники, они же болотные упыри... заклятые покойники, кровопийцы городов и чащоб... Вовсе уж загадочные «туманницы», «лесные прыгунчики», «хохотунчики» — никогда о таких не слыхивал ни в городе, ни в деревнях и в жутиках не читал, но это явно не страшные сказки, а взаправдашняя нечисть...

Из неудержимого любопытства Тарик немного прочитал про гуманниц и хохотунчиков, листая большие страницы, неповторимо пахнущие печатной краской. Не без сожаления оторвался от этого занятия — нужно было изучить то, чего требовала жизнь, а книга никуда не убежит.

Очень быстро он обнаружил, что в содержании не упомянуты ни ведьмы, ни колдуньи, ни чародейки (впрочем, то же касалось и мужского рода, не только женского). Это было странно и неправильно: уж эта-то нечисть не сказочная никак, это всем известно...

Внимательно прочитал весь список, задерживаясь взглядом на каждой строчке, и вскоре наткнулся на незнакомые слова: «волховские женки» и «волховские мужики». Ни у Стайвена Канга, ни у других сочинителей жутиков такое не попадалось. Уж не есть ли это искомое? И Тарик, не теряя времени, отыскал страницу «волховские женки». Вчитался.

«Как и почему я решил не следовать примеру прежних писавших, пусть даже недюжинных знатоков? За годы своей службы я пришел к выводу, что неправильно отводить каждой поганой разновидности отдельное именование. Это справедливо во многих и многих людских ремеслах, от самых уважаемых до самых низших. Мореход не шьет башмаки, портной не делает пирожные, солдат не пашет пашню,

людской лекарь не пользует животину, ученые тоже заняты каждый своим, чем напоминают Цеховых Мастеров: тот сосредоточен на мироописании, тот — на звездном небе, а иной — на свойствах руд. Вот потому я, движимый не честолюбием, решил в книге своей применить другие обозначения собственной придумки.

Куда ни оглянись в нашем мире, увидишь повсюду то самое разделение интересов, обязанностей и умений, переплетающихся крайне редко. Меж тем изучение разнородной нечисти являет совершенно другую картину — те самые переплетения черных умений. Сплошь и рядом ведьмы готовят злостные зелья, подобно чародейкам, а те пускают в мир штучки из арсенала ведьмовства. Колдуньи берутся предсказывать грядущее, вызыватели теней умерших порой пускают в ход предметы и заклинания, позаимствованные у черного колдовства. Слишком много примеров, чтобы их перечислять. Много раз я сталкивался с этими переплетениями. Вот и решил собрать их под одно название “волховских женок” и “волховских мужиков”, ничуть не претендуя тем самым на новое слово в учености, а только лишь для удобства и простоты, ибо книга эта предназначена не для любителей отвлеченного умствования, а для тех, кто по долгу нелегкой службы своей должен изучить то, с чем борется».

В точности про меня, подумал Тарик. Он не отвлеченными умствованиями занят, не приятное отдохновение ищет в жутиках на сон грядущий, а оказался вдруг озабочен, можно смело сказать, делами насквозь житейскими. Уж обосновавшаяся по соседству ведьма, начавшая вредить и пакостить, — насквозь житейское дело, верно? Тарик, правда, не на службе, но отличие невелико...

«Одним словом, я объединил все разновидности “зловредных баб”, как зовут их землеробы, в одной главе, а уж в ней буду следовать букворяду, как это принято в сводах знаний, с которыми я не намерен сравнивать свой скромный труд, — не гордыни ради сие писано и не для прославления своего имени».

Тарик понял, что напал на след. Подождут туманницы и псы-привиды — потом, на досуге...

Ага, первыми согласно букворяду как раз и идут ведьмы!

Многое из того, что о них написано, давно известно и из рассказов, и из голых книжек-жутиков (вот, например, теперь совершенно ясно, что «Косматая бабушка» и «Липкий ветер» Стайвена Канга не из головы выдуманы, а основаны на жизни, пусть даже Канг и не самолично с этим сталкивался). Очень подробно описано, как ведьмы насылают градобитие, бури и ливни (и грозы!), как сбивают с дороги припозднившихся путников, заманивая их в глухомань или болота, как вредят домашней скотине и, будучи корявыми старушонками, оборачиваются юными красавицами, отчего иным неосторожным сахарникам выпадают горькие разочарования, а то и смерть. Как оборачиваются разными птицами и животными, в том числе и пантерками (вот оно!), а самые сильные — даже лесными тиграми (упаси Создатель от такой встречи!). Значит, и «Ужас троп лесных» Канг не из головы выдумал. Как самые изворотливые....

Легонько скрипнула дверь, и маманя спросила чуть озабоченно:

— Тарик, ты не прихворнул ли часом? Ужинать пора, все уже на столе, стынет... Что-то не припомню я, чтобы ты к ужину запаздывал, часто раньше отца приходишь...

И в самом деле — зачитался. С превеликим сожалением закрыв книгу, Тарик встал и бодро ответил:

— Никакой хвори, маманя, увлекся просто!

— Первый раз тебя с кожаной книгой вижу...

— Последние испытания впереди, маманя, хоть до них еще два месяца, — лихо солгал он. — Коли уж обстоит неплохо, хочу и шестую золотую сову заполучить, а то и с почетными дополнениями...

— Хорошее дело, — одобрительно кивнула маманя. — Только и про еду забывать не следует. Говорится же, что пустое брюхо к ученью глухо...

— Уже иду, — сказал Тарик.

С ужином он расправился быстро, порой глотая непрожеванные куски и кашу, — как обычно вел себя, торопясь к ватажке. Быстренько выпил компот, оставив нетронутыми ягоды (Нури

доест), и ушел в свою комнату, взялся за книгу и вновь вдумчиво читал о ведьмах.

Не все они были такими уж злыми. Иные пакостили редко (правда, и добрых дел не делали): использовали свои умения для разнообразных проказ и недобрых шуток над соседями или односельчанами (особенно этим отметились молодые). Животиной или тележными колесами порой оборачивались ради каверз опять-таки мелких: напугать припозднившегося путника или вышедших на прогулку или свиданку деревенских парней с девчонками. Бывали выходки и зловреднее, уже ничем не напоминавшие проказы: скинувшись пантеркой, передушить ночью всю домашнюю птицу на подворье чем-то насолившего ей хозяина. А иногда поступали так за хорошую плату, и не