твои галстуки.

– Хулиганка. Все прощу, кроме мяса. Я голоден, как волк. И – да, уже собираюсь, скоро буду.

– Пока ты там прохлаждаешься, я тут немного попрактиковалась.

– В чем?

– А вот связалась с этим самым Мастером Даней из города Т. и попыталась заказать татуированное портмоне.

– И что же? – поинтересовался Лев Иванович. – Заказала?

Мария вздохнула:

– Увы и ах. Пройдя все тесты, чуть ли не определение ай-пи, ай-ди и кьюар-кода, ответив на массу каверзных вопросов, я все-таки не прошла тест. Срезалась на самом простом: «Для каких целей?» Я, глупая, возьми и брякни чистую правду: для мужа. И в ответ приходит ржущий до слез смайлик с замечанием: девушка, это, мол, слишком дорого и только – внимание! – из «материала заказчика».

– Шутники, однако, – согласился Гуров. – Не сложилось впечатления, кто это – мужчина, женщина?

– Ну не до такой степени я главспец, чтобы по буковкам в мессенджере определять пол и возраст, – заметила Мария, – скажу только, что смайликов и цветочков не было. Собеседник, какого бы полу он ни был, суров и немногословен.

– Умница, но все-таки поаккуратнее, без самодеятельности. Не надо так уж вживаться в роль. Да, и удали свои данные с этого сайта.

– Уже. Пустяки! – легкомысленно отозвалась она. – Мало ли кто что в интернетах пишет. Ну, не мешай хворать и просвещаться. Жду.

Глава 9

– Анастасия Николаевна, вы ведь совершенно, абсолютно, ничегошеньки не знаете. В точности как в первый раз, – обреченно сказал Даниил, набрасывая на листе бумаги очередного черта с большой головой, выдающимся бюстом и длинными ногами.

В списке на пересдачу значилось еще с десяток студенток, подобных этой: подведенные масленые глаза, полные безнадежного обожания, ресницы, на которые пошло не менее половины беличьего хвоста, круглые коленки. И, что самое обидное, у этих студенток имеются зачатки интеллекта, которыми они ну совершенно не желают пользоваться.

– Вы зачем сюда приходите, на меня посмотреть или себя показать? Не стыдно?

– Даниил Олегович, ну я честно учила, честно!

«Учила ты, как же. Всю ночь юбку укорачивала. Ни совести, ни чувства меры. Господи, за что? Нога болит. Спина ноет. Готовиться надо, тезисы для Гейдельберга отправлять, с рецензией держу людей, а тут парься с этими…»

Девушка тоже, очевидно, маялась.

Даниил покосился на дверь (появившаяся было щелка между дверью и косяком моментально пропала), подойдя, выглянул в коридор, убедился, что все студентки на месте, и решительно повернул ключ в двери.

– Анастасия, давайте по-другому, – предложил он, интимно склонившись к уху девушки.

– Да, давайте, – с готовностью отозвалась она.

– У вас ровно десять минут, – продолжил он, присаживаясь на край стола и поглаживая бедро искривленной ноги. Болит, сволочь, должно быть, к дождю.

– Хорошо, – с готовностью кивнула она, скинула кардиган, обнажив ослепительной красоты грудь в декольте, и собралась уже пасть на колени, но Даниил мягко пояснил:

– Вы меня не так поняли. Я имею в виду, что в течение десяти минут задаю вам простенькие вопросы, на сколько ответите – столько и поставлю. Договорились?

– А-а-а-а. Ну да, – протянула она разочарованно, вновь надевая кардиган.

– Что, не успеете? – язвительно осведомился он.

Девушка зарделась, глазки заблестели, губки надулись. Было видно, что препод обидел ее в лучших чувствах.

– Итак, как Гай характеризовал институт отцовской власти?

– Строго национальный древнеримский институт.

– Кем не мог стать даже полновластный сын, имеющий гражданство и свободу?

– Сенатором.

– Кто имеет полную власть над детьми?

– Отец.

– Разница между узакониванием и усыновлением?

Молчание.

– Отец мог узаконить детей от конкубины путем брака, получив разрешение от императора, а еще как?

Молчание.

– Тройки хватит? – на всякий случай уточнил Счастливый.

– Я к вам до упора ходить буду, – предупредила Анастасия с нотками угрозы в голосе. – Мне «отл.» нужен.

– Дорогая моя, трением только огонь можно добыть.

– Не только.

– Вы бы так учили, как острите, – с укоризной посоветовал преподаватель, выводя «удовл.». – До встречи. Следующую пригласите.

Студентка вышла с оскорбленным видом, хлопнув дверью, и Даниил услышал, как она выругалась, с чувством и весьма вульгарно. Вошла и вышла следующая жаждущая «отл.», затем следующая. Дело спорилось, пока не пиликнуло уведомление «ВКонтакте».

Извинившись, он влез в приложение и с удивлением прочитал:

«Здравствуйте, Даниил Олегович. Ваша мать в больнице, очень просит вас приехать. Сможете?»

«Мать? А вы кто?»

«Лечащий врач. Положение очень серьезное. Если успеете, приезжайте. Тихвин, Шведский проезд, дом 2». Далее шел номер телефона.

Даниил сомневался недолго:

– Так, все. Хорошо, – прервал он блеяние очередной двоечницы.

– Хорошо?! – робко переспросила она.

– Удовлетворительно. Всех сюда зовите, – распорядился он и, когда оставшиеся в коридоре девицы вошли, проставив им по тройке, поспешил на выход.

…Домой он вернулся через две недели – без копейки, без часов, без трости, без телефона, в чужой телогрейке.

Натурально, пьяный: надавил на звонок, да так и заснул, упираясь лбом в дверь.

– Ты где был? – накинулся на сына отец, затаскивая его в квартиру.

– Мать хоронил, – пробормотал тот, дыша перегаром. – Умерла. В туберкулезной больнице, в Тихвине, будь он неладен.

– Где твои вещи? Почему не звонил? – продолжал допрос Олег Емельянович.

– Ну где-где, что ты, в самом деле… что-то в ломбарде, что-то в скупке. А не звонил, так телефон тоже тю-тю. – Он махнул рукой. – Всем ведь плати, регистрации у нее не было, а денег-то с гулькин… ик. Нет, то есть. Всю пенсию за полгода грохнул. Хорошо, кормили бесплатно, взамен рисовал плакаты санпросвета и трупы помогал до морга транспортировать. Санитаров не хватает.

Он с пьяной тщательностью принялся вытирать ноги – и чуть не свалился, успев вовремя опереться о стену. Морщась и растирая бедро, пожаловался:

– Елки, как же нога болит. Папа, можно я спать пойду?

– Пошел в ванну, щенок, – процедил сквозь зубы отец. От смертоубийства маститого криминалиста останавливал лишь вопрос о том, куда прятать труп.

«Щенок», перебирая ладонями по стене, достиг ванны, влез в нее, включил, судя по звуку, воду – и не издавал ни звука. Когда минут сорок спустя Счастливый-старший, потеряв терпение, воспользовался стамеской и вскрыл дверь, Счастливый-младший почивал, лежа голышом в пустой ванне, пуская пузыри и подложив руки под щеку. Из открытого крана на него лилась ледяная струя, образуя серые разводы на грязной коже, разбиваясь о свежую, еще вспухшую штриховую наколку на правой руке: крест, розы и надпись.

«Матери, которая меня не родила», – скрипнув зубами, перевел Олег Емельянович с немецкого. – Так, значит… гори в аду, недоносок подлый, неблагодарный».

За поздним завтраком царила мертвая тишина. Даниил, бледный, заметно поседевший, но теперь уже до стерильности чистый, выбритый, в свежей рубашке, набирал в ложку кашу