– А чем она торгует?

– Брюками, – ответила за Алмазию Гуля.

– Зачем? Вам что, денег не хватает?

– При чем здесь деньги? Сама знаешь, семья у нас небольшая, сын и дочь. На хлеб, молоко хватает. Гуля зарабатывает себе на игрушки, – погладила Алмазия дочь по руке. Гуля громко рассмеялась.

– Шутите? – поняла Ася. И ей стало грустно.

Гуля смутилась, стала оправдываться:

– Мама игрушкой называет машину: «жигули» шестой модели.

– Что? На рынке можно заработать на машину? – В это Ася ни за что не поверит. Ни под какими пытками. Хлеб, молоко, в крайнем случае хлеб с колбасой. Но машина!

Алмазия и Гуля засмеялись одновременно и громко.

– Теть Ась, – промурлыкала Гуля, – вы прям как с другой планеты.

«Я из другой жизни, после распада которой остались душевные развалины, ослепившие глаза и разум. И надо привыкать жить так: решать рутинные вопросы, просыпаться по утрам, чистить зубы, будить детей в садик, искать работу. И все это делать по памяти и наощупь, потому что сам ты слеп».

В конце концов интерес все же нашелся. Алмазия упомянула еще нескольких общих знакомых: кто-то съездил в Турцию на отдых, кто-то в Саудовскую Аравию на хадж. Но были и печальные случаи банкротства, грабежа или попадалова. Поездка к Алмазии стоила того, чтобы потратить весь вечер. Первым делом надо было решить вопрос с деньгами.

Поговорить с Русланом не получилось. Ася намекала, что неплохо бы попросить денег у Саши, и никак не понимала, почему Руслан так категорически отказывается. По большому счету, бывшие партнеры – друзья. Почему Руслан периодически одергивает ее, когда она пытается заговорить о Саше? Хотя чего это она врет самой себе – отлично ведь понимает причину, просто пытается найти лазейку и помирить. Ее фальшь вычислялась в секунду, короткий бросок ответа, и ей, взрослой идиотке, остается только разжевать и проглотить эту новую реальность.

Разговор с Русланом о деньгах собирался из обрывков трех фраз: «отстань… не пойду… сама кашу заварила…» Ася на этой стороне проблемы, Руслан на другой, между ними красная черта, которая порой тянется к небу, чтобы превратиться в стену плача. И никакой слезой не перешибить этот рост. Жизнь после пожара на заводе до того изменилась, что, кажется, прошлого не было, а будущего не будет. Ася очень старается, чтобы все вернулось на круги своя. Но сейчас на любой вопрос появляется три ответа, и все три плохие. И все, кто пытаются ответить, не дадут соврать – вынуждены выбирать из всех зол меньшее.

Все-таки Асю смущало решение заняться своим делом: уж слишком откровенно она наивна в предпринимательстве, точно дитя малое. Но порой ей казалось, что она справится, тогда она, радостная, легко вбегала в дом, перепрыгивала через разбросанные игрушки. И ни с того ни с сего принималась целовать и обнимать то Руслана, то детей.

Особенно пугало Руслана, когда Ася начинала петь, не стесняясь отсутствия голоса и слуха. Все это, конечно, не вязалось с последними семейными неурядицами, но Руслан успокаивал себя тем, что со временем Ася остепенится, забудет о предпринимательстве. Вот он устроился на работу… да, пока не будет получать зарплату, но так живут практически все. Такова обстановка в городе, да и в стране в целом.

На следующий день Ася поехала к свекрови. В советское время та скопила предостаточно, но с резкими скачками цен ее сбережения очень быстро превращались в бумагу. Не факт, что даст, но попросить стоит.

Свекровь последние десять лет была на инвалидности по астме. Пенсии хватало только на коммунальные платежи. Спасала дача. Все, что росло, цвело, плодоносило, свекровь выносила на рынок. Самыми востребованными были овощи. Ей удавалось выращивать огромные помидоры со сладкой плотной сердцевиной, хрусткие огурцы, картошку, морковку. В один год она умудрилась вырастить баклажаны. Сама не зная с какого перепуга, вдруг посеяла в углу огорода. Лето было жаркое, и баклажаны чудным образом вызрели. Вынесла на рынок, под хохот старушек-болтушек выложила вдоль прилавка – ровно четыре штуки. Оказалось, что баклажанами торговать выгодно. Сразу появился человек, словно пришел на запах. Увидев баклажаны, взревел от удовольствия, рассказал про беременную жену, заплатил столько, сколько попросили. Свекровь, конечно, утаила подробности сделки: еще час назад она себя кляла последними словами и готова была отдать баклажаны хоть за пятьдесят копеек за штуку, лишь бы купили. Но, увидев охотного покупателя, взвинтила цену в пять раз и, узнав, что баклажаны для беременной, огорчилась и сделала хорошую скидку – по два рубля за каждый. Покупатель оказался хорошим, щедрым человеком, заплатил и вдобавок выкупил все баклажаны, которые еще только дозревали, на корню.

После столь удачной сделки свекровь в глазах старушек-болтушек выглядела деловым человеком. На следующий год уже все старушки высадили заморский овощ и даже научились его готовить. Предприимчивость старушек-болтушек сильно задела свекровь. Она пыжилась и смотрела на них с такой злостью, будто говорила своим видом: «Вы не больно тут гогочите, это я первая придумала сажать баклажаны. Вот научусь еще арбузы и дыни выращивать!»

Когда кто-то из покупателей приценивался к чужим баклажанам, она с нарочитой небрежностью, к месту и не к месту, встревала в разговор, пытаясь высмеять чужой товар. А когда ничего не получалось, теряла самообладание и, набычившись, сопела: «Уф, Аллакаем!» Если покупатель уходил с баклажанами, старушки-болтушки прыскали от смеха, в обратном случае разгорался скандал. И тут уж от свекрови бежал любой покупатель, потому что на него наваливались всем скопом и отговаривали от покупки.

Свекровь бухтела, пила успокоительное, потом грузила в тележку непроданные огурцы и помидоры и отправлялась домой. Такой уж был у нее характер. Привыкшая сызмальства к бедности и нужде, свекровь жила в строжайшей экономии. С утра до ночи работала за копейки. Не за рубль, хоть немного походивший на средство оплаты, а за копейку, которую уже и в банке не принимали. Копейка стала бесполезной кругляшкой и разочарованием покупателя, получавшего ее на сдачу, но, видимо, она приносила доход монетному двору, иначе как объяснить ее производство. Свекровь копейкой не брезговала, аккуратно собирала в стеклянную баночку из-под майонеза. И ничто не могло заставить ее пройти мимо кем-то оброненной монетки. Останавливалась, и удостоверившись, что никто не покушается на монету, начинала сложную процедуру ее поднятия. Самой, с ее большим весом и слабой астматической грудью, было очень трудно наклониться и поднять монету, так что она сначала пыталась найти помощников: то мальца попросит поднять, то какую другую добрую душу подсобить. Когда помощников не находилось, наклонялась