стыдно не было. Плохо, конечно, что она перед отъездом сама все не выбросила.

— А если это все барахло не ее?

— Как это? Она что, по соседям побиралась? Музей ненужных вещей хотела открыть? Марина, не смеши!

— Алина, Людмила прожила в этой квартире недолго. Эти все вещи могли ей достаться от прежних хозяев. Я даже уверена, что этот было именно так.

— Откуда ты знаешь, что Людмила прожила в этой квартире недолго? Ах, ну да, я сама же читала в паспорте прописку, — Алина потерла рукой лоб. — Знаешь, как только я увидела Попову в ванной с кровью, у меня все из головы вылетело.

— Не страшно, я сама забыла об этом эпизоде. Сегодня вспомнила, и то лишь случайно. Портниха Поповой в телефонном разговоре обмолвилась, что она навещала Людмилу, когда та жила на улице Горького.

— А как ты узнала телефон портнихи?

— Каюсь, стащила у покойной Поповой записную книжку. Вот эту, — я вытянула из сумки блокнот и протянула его Алине.

— Помню, он лежал в сумке Людмилы. Только зачем ты его стянула?

— Как-то само получилось. Смотри, здесь в основном телефоны организаций, прачечных, химчисток. Фамилий совсем немного. По одному номеру я позвонила, попала к портнихе. Вот она-то мне и напомнила о том, что еще недавно Людмила жила на улице Горького.

— Так, интересно. И чего ей не сиделось на одном месте? Какая у нее была квартира на улице Горького? Еще больше?

— Не сообразила спросить. Но думаю, нам туда надо съездить. За полгода людей не забывают. Пообщаемся с соседями, вдруг что-нибудь выясним. Не нравится мне твоя Людмила. Вернее, не она сама, а ее беспечное отношение к деньгам. Квартиру она тебе эту, считай, подарила. А ты ей кто? Никто. Дорогой подарок для первого встречного. Хотелось бы знать, какой такой любовью к людям она мотивировала свой поступок. Но, к сожалению, у нее об этом уже не спросишь. Вопрос второй — почему она наложила на себя руки?

— Едем на улицу Горького. Я мигом.

— А электрик приходил? — спросила я, припомнив, что в дверь не звонила, а постучала, зная о том, что звонок не работает.

— Ага, дождешься его. Нет, конечно. Да бог с ним, с электриком. Поехали на Горького.

Алина кинулась одеваться, а я опять заглянула в кладовку. Да, скорей всего, ремонт здесь не делали со времен первых хозяев. Стены этой маленькой комнатушки были покрашены в зеленую краску, которая со временем стала почти черной. Потолок приобрел желто-коричневый цвет, местами краска вообще со временем облупилась. Углы кладовки были плотно завешены лохмотьями паутины.

На месте Алины я вообще бы поломала эту каморку и сделала одну большую прихожую. Нет, прихожая у Алины и так большая, лучше в этом помещении было бы устроить гардеробную комнату, с полками, ящиками для обуви и длинной перекладиной, чтобы каждая вещь висела отдельно от другой.

Пока я предавалась мыслям о перепланировке в Алининой квартире, в дверь робко постучали.

— Алина, кто-то пришел.

— Уже иду, — из спальни выплыла Алина в полной боевой готовности. — Я собралась. Ты говоришь, кто-то стучал?

— Да, пару раз стукнул, и все. Может, дети балуются?

— Проверим, — Алина щелкнула замком и широко распахнула дверь.

На площадке стоял наш утренний знакомый, могильщик Сеня. Он придерживал поставленный на перила ящик.

Да, тот самый ящик, в который моя подруга запихнула скелет.

От неожиданности Алина онемела, вновь встретиться со скелетом совсем не входило в ее планы. Она пару раз раскрыла рот, пытаясь сформулировать свой вопрос, но ничего, кроме бессвязных звуков, из себя выдавить так и не смогла.

На помощь пришла я:

— Это что такое?

— Это ваше животное. Как вы там его называли? Кузя, что ли? — Сеня отвел глаза в сторону.

Алина пришла в себя:

— Как же так? Мы ведь договаривались, что вы его похороните. Я ведь и деньги дала, и бутылку поставила, чтобы помянули по-человечески.

— Прости, маманя, — замычал пьяным голосом Сеня. Догадываюсь, он начал поминать скелет, прежде чем его предали земле. Впрочем, предать земле его, как видно, так и не успели. — Николай, бригадир наш, дико извиняется, но приехала комиссия, то ли из полиции, то ли еще откуда-то. Не знаю я. Кто-то настучал, что мы хороним без разрешения. Знаешь, что за это может быть? Ты возьми обратно своего Кузю. Никак нельзя его сегодня хоронить.

Слушая пьяный лепет Сени, я про себя порадовалась, что хоть этот не упоминает имя моего любимого фокстерьера. Согласитесь, Кузя тоже неплохо звучит для безымянного скелета.

— Не можем мы его сегодня похоронить, — повторяясь, оправдывался Сеня. — Все проверяет. Во все книги учета нос сует, по кладбищу ходит, могилы считает. Возьми обратно Кузю. Не лежать же ему на улице? Еще сопрут, народ ночью по кладбищу лихой бродит, а тут ящик бесхозный, точно — стянут. Как же ты потом жить будешь? — Сеня громко шмыгнул носом и скривил оттекшее лицо. — К кому на могилку придешь?

— Заноси, уговорил, — скрепя зубами от досады, велела Алина.

Сеня подхватил с перил ящик и понес на вытянутых руках прямо на нас. Мы едва успели расступиться, пропуская его внутрь. В центре прихожей он грохнул ящик о пол и поднял на нас раскрасневшееся от натуги лицо. Ящик весил прилично.

— Скорбим, маманя, вместе с тобой. Прости, если можешь, — Сеня смахнул грязным рукавом слезу и хотел обнять Алину.

— Это уже слишком. Идите. Помянули — и на том спасибо. Вы в ящик не лазили? Не тревожили усопшего?

— Как можно, мать? — возмутился Сеня.

— Какая я тебе мать? — вскипела Алина. — Придумал тоже. Кузькина мать! Иди с богом!

Выпроводив пьяного могильщика, мы перекрестились.

— А если бы могильщики заглянули внутрь? Что было бы? Донесли бы в полицию или нет? Мне, Алина, твоя идея с кладбищем с самого начала не нравилась. Оставили бы на улице, и то лучше бы было.

— А что нам мешает это сделать сейчас? Все равно выходить собирались, хватай ящик и понесли, по дороге где-нибудь оставим. Найдут люди добрые, — рассуждала Алина, — посмотрят, что там, и решат, что с ним делать.

— И то верно, — согласилась я.

Мы схватились с Алиной за веревку, подняли ящик и вынесли из квартиры.

— Предлагаю оставить на троллейбусной остановке. Там его найдут раньше.

Так мы и сделали: донесли ящик до остановки, поставили под навес, подождали, когда придет троллейбус, все ожидающие в него сядут, и с легким сердцем пошли во двор, чтобы сесть в Алинину машину и ехать на улицу Горького.

Глава 8

— Все-таки умно