Шрифт:
Закладка:
Чопра понял, что Хоми смотрит на него.
– Я не могу просто так все бросить, старина.
– Можешь, – сурово сказал Хоми. – Именно это ты и должен сделать. Я сообщу твоему преемнику в участок о своих выводах. Ему придется провести расследование.
– Он не будет этого делать. И даже если сделает, расследование провалится, – сказал Чопра.
– Ты не слишком высокого мнения о новом боссе, да?
Чопра выдержал паузу.
– Знаешь, что сказала мне мать Ачрекара в день моей отставки? Она сказала, что справедливости для нее не будет. Нет справедливости для ее сына. Они бедные. Они не важны.
– Ну же, ты же в это не веришь.
– Сейчас не имеет значения, во что я верю. Как ты верно сказал, я на пенсии.
Новая идея Поппи
Самым большим разочарованием в жизни Поппи и Чопры стало отсутствие детей. После двадцати четырех лет брака она и инспектор все еще были бездетны и вроде как давно отказались от идеи расширения семьи.
Вначале они консультировались с врачами, и некоторые специалисты даже были недурны. К ужасу Поппи, врачи обнаружили, что проблема кроется глубоко внутри таинственного и непостижимого лабиринта ее собственного тела. Врачи предлагали всевозможные лекарства, средства, способы. И то, и другое, и третье, и еще много чего. Они показывали ей сложные диаграммы и предлагали очень важные процедуры со сложными названиями. Они дали ей надежду, но надежда оказалась ложной.
В конце концов, когда медики окончательно потерпели неудачу, Поппи обратилась к народной медицине. Она консультировалась со святыми отшельниками, аскетами и строгими вегетарианцами. Совершала паломничества к гробницам святых. Последовала совету матери и стала готовить блюда с творогом и ростками люцерны. Она пила странные зелья из маленьких стеклянных бутылочек, которыми торговали загадочные женщины, высоко ценимые теми, кто в таких вещах понимает. И ничего не получалось.
К его чести, сам Чопра ни разу не намекнул даже, что разочарован тем, что Поппи не родила ребенка, и ни разу не попрекнул ее отсутствием сына, продолжателя рода. Он ни разу не сказал, что совершил ошибку, попросив ее руки много лет назад. Поппи знала многих мужчин, которые несомненно бросили бы ее и взяли другую, плодовитую жену. Но Чопра не был таким. Это и было одной из самых важных причин ее любви к нему, любви более сильной, чем любые слова. Она раз за разом убеждалась, что вышла замуж за очень хорошего человека. Это убеждение сформировалось еще в ночь их свадьбы, когда Чопра был с ней внимателен и нежен, понимая, что, несмотря на всю свою браваду, она на самом деле всего лишь испуганная восемнадцатилетняя девушка, только-только физически превратившаяся в женщину.
В стране, где воры и мошенники становились все более обычным явлением даже в высших эшелонах власти, где люди открыто аплодировали тем, кто сумел обмануть миллионы и остаться безнаказанным, Чопра оставался человеком, отстаивавшим все правильное и хорошее в Индии. Именно этой непоколебимой честностью мужа Поппи восхищалась больше всего. Она слышала шепотки, что у любого человека есть цена. Нет. Ее муж не продается.
Со временем Поппи смирилась со своей судьбой. «Зачем мне собственные дети? – говорила она друзьям. – Индия и так благословлена детьми. Куда ни глянь – дети. Да в нашем комплексе так много детей, что я даже не могу запомнить их имена!»
Они с мужем поговорили об усыновлении, но Поппи чувствовала, что сердце Чопры к этому не лежит. Это ее расстраивало, тем более что он так и не объяснил, чем ему так неприятна сама идея усыновления сироты. Они еще пару раз заводили этот разговор, но Поппи в конце концов сдалась. Их браку тогда уже было примерно десять лет. К тому времени она уже не была наивной восемнадцатилетней девушкой и знала, что самый простой способ потерять мужчину – это толкать его туда, куда он не хочет идти.
И Поппи притерпелась к жизни, в которой ни один маленький ангел никогда не назовет ее мамочкой; ни один мальчишка никогда не придет домой в грязной одежде, наплескавшись в муссонной грязи с друзьями; ни один воспитанный молодой человек не вызовет у нее слез гордости, став первым учеником в классе после выпускных экзаменов.
Иногда, ожидая Чопру с работы, совсем одна в квартире, где за целый день она не единожды думала о своих нерожденных детях, она чувствовала боль глубоко внутри. Быть может, в том самом месте, которое, по словам врачей, было причиной ее бездетности. Слезы катились по ее щекам сами собой. Она часами могла сидеть и плакать, пока слезы не заканчивались. Но потом она вставала, умывалась, ругала себя за глупость, перечисляла многочисленные радости своей замужней жизни и готовила ужин как раз к возвращению Чопры из участка.
И так было на протяжении большего числа лет, чем хотелось бы помнить. Как Чопра отказался осуждать ее за отсутствие детей, так и она не позволяла тени этого горя влиять на их жизнь. И вот, в то утро, когда Чопра отправился узнавать о привычках слонов, Поппи позвонила ее двоюродная сестра Киран Малхотра, жившая в Бандре, старом пригороде Мумбаи.
* * *Киран и Поппи всегда были близки, каждая смотрела на жизнь другой, как в окно к соседке.
Обе считались красавицами в своих больших семьях, обе переехали с мужьями из деревни в большой город. Мужем Киран стал предприимчивый молодой человек из Панвела, взявший кредит в банке и открывший в Пуне завод шарикоподшипников. В конце восьмидесятых и девяностых годов промышленный сектор Индии резко набирал обороты, и его бизнес рос и процветал. С годами он расширил ассортимент продукции, освоил сборку тяжелой техники, открыл в Мумбаи шикарный офис продаж и купил для семьи большой особняк в квартале Кхар-Данда в старом районе Бандра.
На некоторое время Киран стала просто невыносимой. Она важничала и разглагольствовала об успехах мужа, постоянно хвасталась модным новым домом. Но Поппи продолжала терпеть кузину, потому что знала, что на самом деле Киран – добрая душа, и сама скоро поймет, что хватит быть занудой.
Пока моторикша катил по Картер-роуд, Поппи с интересом смотрела на огромные особняки-бунгало на набережной. Она еще помнила, что самый величественный из них недавно был домом ее любимого актера Шахрух Хана, но потом тот переехал в еще более красивое место по соседству на променаде Бандры.
Толпы людей гуляли по набережной, вдыхая соленый воздух. Картер-роуд была местом, куда приходили все – толстые бегуны в потных повязках