– Чума задави Вильнёв-Касеня! – прорычала она.

Если бы этот идиот-главнокомандующий не относился к амазонкам с таким пренебрежением, инцидента можно было бы избежать. А в результате она повела себя оскорбительно, к тому же гнев помешал ей вернуть возлюбленного, когда он уходил. Гнев… или гордыня?

«Дикие звери не стали бы тратить столько сил, чтобы возвести подобный город», – сказал он.

– А почему бы и нет, черт побери! – воскликнула она, не замечая, что размышляет вслух. – Может, я и гордячка, но его взгляды приводят в отчаяние! Почему он так цепляется за свои пагубные идеи?

Вопреки определенным интеллектуальным тенденциям, бытовавшим в Европе, к любой культуре, отличающейся от ее собственной, Клоринда испытывала лишь презрение. Единственной цивилизацией, по ее мнению, достойной милости, был Запад, а все, что не исходило от него, вызывало у Клоринды отвращение. Она сердилась на Танкреда за то, что он не понимал, до какой степени для нее это важно, хотя и знала, что бедняга даже не подозревал о причинах подобного отторжения, о глубокой ране, постоянно мучившей ее.

Иначе и быть не могло, ведь она никогда об этом не рассказывала. Ей невыносима была мысль внушить ему жалость. Впрочем, за исключением опекуна, который знал все о ее жизни, она вообще ни с кем и никогда об этом не говорила, снедаемая стыдом и чувством вины, хотя была лишь жертвой ужасной трагедии.

Слишком многое в этом чужом, населенном злобными дикарями мире напоминало Африку ее детства, слишком много было сходства с Нигерией, где обосновалась ее семья, когда Клоринде едва исполнилось семь лет.

В 2181 году радиоактивные облака, идущие с превратившегося в оплавленный песок Среднего Востока, медленно принесло к Эфиопии, что заставило последних жителей покинуть страну. Тогда отец Клоринды, ватиканский дипломат в Аддис-Абебе, получил назначение в посольство в Нигерии, и все семейство Северо перебралось на берега Гвинейского залива.

Тамошнее восстание против Dominium Mundi стало одним из самых свирепых в мире. Вся семья оказалась вынуждена жить взаперти в посольстве, превращенном в крепость, под постоянной угрозой нападения. После первых лет жизни, проведенных в относительной беззаботности и счастливой беспечности обычного ребенка, Клоринда вдруг стала пленницей в собственном доме, остро чувствуя, что она чужестранка во враждебной стране.

Неизбежная трагедия произошла февральской ночью 2183-го. Во время очередной атаки мятежников, организованной лучше обычного, нападающим удалось прорвать блокаду европейского квартала. Полчища инсургентов хлынули в дома должностных лиц и аристократов, сея смерть и разрушения. Вся семья Северо была перерезана, а Клотильда выжила только благодаря торопливости мятежников, которые даже не дали себе труда удостовериться, что их жертвы действительно мертвы. Девочка, которой не исполнилось и девяти лет, провела целых два дня, лежа среди трупов своих родителей и двух братьев с открытой раной в боку, пока не прибыла помощь.

В тех местах тоже можно было сказать, что дома красивы, а местная культура великолепна и ее следует сохранить. Однако это не помешало кровожадным дикарям сделать то, что они сделали. Это не уберегло ее семью от ужасной участи, а ведь они прибыли, чтобы принести в эти дальние страны благодать Dominium Mundi.

Нет, Клоринда решительно не понимала, чем мир, в котором они сегодня сражаются, лучше, чем тот, где монстры разрушили ее жизнь. Те, кто противостоят НХИ, заслуживают только ковровой бомбардировки!

* * *

12 ноября 2205 ОВ

Грохот отбойных молотков так оглушительно отдавался от каменных стен в пещерах нашего убежища, что острая мигрень не замедлила пробуравить мне виски.

Нашим единственным источником воды была стекающая в недрах гротов тощая струйка влаги. Замеры показали, что напор можно значительно увеличить, если расширить щель. А поскольку наполнение простого ведра занимало как минимум полчаса, было решено незамедлительно приступить к работам. Сделать это, конечно же, было необходимо, но от шума механических резцов я мгновенно оказался на грани нервного срыва.

Сеть пещер, на которой мы остановили свой выбор, горизонтально уходила под каменистые холмы. Она представляла собой череду относительно просторных помещений, связанных между собой гладкими и ровными проходами, проложенными древними потоками, на сегодняшний день давно исчезнувшими. Обилие полостей позволило нам устроиться как в настоящем доме со спальнями, кухнями, общими гостиными и даже складами. Через доходящие до нагромождений камней, которые покрывали холмы, широкие отверстия в потолке (мы их на всякий случай замаскировали большими камуфляжными сетками) до нас во многих местах добирался дневной свет. Здесь было свежо и даже чуть влажно, что на этой планете представляло завидную роскошь. Я бы не рискнул поспорить, что в своих бараках Нового Иерусалима солдаты расположились с бо́льшим комфортом.

Рабочим центром нам служило самое большое помещение, и мы установили там все, что припасли из электронного и компьютерного оборудования. Почти все мятежники были инженерами, и никто из них не собирался вести жизнь Робинзона. И речи не могло быть, чтобы мы занялись обтесыванием камня или возведением в поте лица своего деревянных конструкций, подобно потерпевшим кораблекрушение из романа. Ни в коем случае. Едва прибыв, мы распаковали пульты и экраны, размотали сотни метров кабелей, а в отдельной пещере установили и привели в действие альвеолярные батареи. Менее чем за шесть часов центральный зал превратился в настоящую информационную полевую станцию, со всеми возможными предосторожностями подключенную к коммуникационной сети армии крестоносцев благодаря частотам, которые мы несколько недель назад предусмотрительно оставили за собой, убрав их из официальных реестров.

В центре на почетном месте возвышался самый настоящий пульт, подобный тем, что использовались для Нод-2, позволяя осуществлять любые операции, которые могут потребоваться нашим будущим пиратским программам, с той единственной разницей, что отсюда невозможно использовать нейронную связь для непосредственного подключения к биоСтрукту. Приходилось довольствоваться простой визуализацией на экране. Короче, чем-то доисторическим.

Вокруг пульта, повторяя форму зала, разместился десяток классических рабочих мест, соединенных в звездообразную сеть[6]. Сам зал мы быстро привыкли называть Котелком, что звучало, конечно, менее изысканно, чем Алмаз на «Святом Михаиле», но по крайней мере одно достоинство у нового имени было: оно вполне соответствовало реалиям этого места.

Сидя за компьютером, я уже несколько часов пытался сосредоточиться на одной особенно сложной программе, над которой корпел с самого нашего прибытия сюда. Нечто вроде супервзлома, который мы обсуждали – впрочем, без особой убежденности, должен признать, – с Клотильдой, взлома, предназначенного для того, чтобы использовать гипотетичную брешь в военной системе безопасности и проникнуть непосредственно в самое сердце информационного потока на штабном пульте. Говоря проще: взлома контрольной башни. Последствия предполагались огромные. Теоретически мы могли в буквальном смысле взять на себя командование любым армейским устройством. Очень амбициозная задумка. Даже слишком. Я знал это, но упрямился. Мне необходимо было чем-то занять голову. Мы высадились на планету больше тридцати пяти дней назад, а значит, уже больше месяца, как я не подсоединялся к Нод-2. Лихорадка, которая постоянно сотрясала меня, объяснялась не только страхом, что нас схватят, – это была еще и ломка.